Юрий Грачёв - Звёзды Сибири

В любви только тебя я желаю,

И любовь лишь тебе отдаю.

— Ну как, красиво? — спросил он у Льва.

На его вопрос Лев ничего не ответил, а только грустно, глядя на него, покачал головой и тихо сказал:

— И этим ты прославляешь Бога теперь, когда рушится дело Божие? Когда столько страданий и слёз?

— Но моя любовь уменьшит слёзы, — сказал Володя. — Всё-таки я несу Паше счастье. Вот, например, я ей пишу тоже стихотворение:

Ты моя вся нетронутым телом,

Ты моя вся невидимой душой,

Ты моя вся решительной, смелой,

Ты моя и любимая мной.

Никому из людей ты не скажешь:

«Я твоя всей любовью моей».

Ты одну лишь любовь мне покажешь,

И навеки ты будешь моей.

Ты со мною безмолвна, незрима,

Моя жизнь и жизнь твоя,

Ты моя, только мною любима,

Ты моя, ты навеки моя!

Мои ласки, мои поцелуи,

Мою душу, пленённу тобой,

Для любви лишь тебе отдаю я,

Твой навеки я, только лишь твой!

Лев сидел, как ошеломлённый. Он подобные вещи читал не раз у обычных поэтов своего времени. Но к христианину, казалось, это совсем не подходило.

— Прочти ещё раз, — попросил он Володю. Тот декламировал, Лев старался вдуматься в смысл слов и не понимал: «Как так: «ты моя вся нетронутым телом?» Ведь Паша отдала себя Господу: и тело, и душа принадлежат Ему, а Володя пишет: «мою душу пленённу тобой, Для любви лишь тебе отдаю я». Ни слова о Боге, ни слова о любви к ближнему, что является целью жизни. Это любовь двух, в сущности себялюбия».

— Ничего не понимаю, — сказал Лев, — написал ты красиво, но время ли думать сейчас об этом? Скажу словами Апостола Павла: «Мне вас жаль» 1Кор.7:28. Просто не представляю: свадьба — это радость, а теперь время траура. Впрочем, каждый поступай так, как Бог ему определил. «Пусть благословит вас Бог!»

Володя ушёл. Настала ночь. Долго не мог уснуть Лев, лёжа на досках. Постели были направлены на дезинфекцию. Но он не спал не потому, что было жёстко — давно доски стали его любимой постелью, а потому, что не мог успокоиться. Он часто вздыхал и шептал: «Боже, Боже, неужели нет людей, которые целиком отдают себя Тебе?» Душою он словно всматривался в окружающий мрак страданий, искал звёзд и не видел их. «Паша, Паша! Неужели ты закатишься, и не будет тебя? И тут пред Ним предстал Тот, Который не имел где преклонить главу, Который не имел ни семейного уюта, не знал ни ласки, ни покоя. Тот, Который умирая, томимый жаждой, позором, не имел под головою мягкой подушки и умер, отдав всё. «Идти за Ним, по следам Его!» — думал Лев, засыпая. Во сне ему снились страдания, смерть. Но это не пугало его. Он знал, что это самое лучшее в этом мире себялюбия, лжи и греха.

На другой день к вечеру явился к нему сияющий Володя и принёс Библию. Лев поспешно взял её и с наслаждением стал читать, как жаждущий путник, как путник, изнывающий без воды, с радостью пьёт, утоляя свою жажду. Насчет Паши и Володи он как-то смирился.

— Ты не думай, Лев, что соединив нашу жизнь вместе, мы будем далеки от дела Божия. Мы так же совместными усилиями будем строить Божий дом. А потом подумай, Лев, ведь со стороны Паши — это величайшая жертва: связать свою судьбу с заключённым. Это значит иметь жениха, потом мужа, и в то же время не иметь.

— Да, это верно, верно, — сказал задумчиво Лев, — всё-таки чудесный человек Паша!

И словно чёрная туча куда-то отошла в сторону, и опять в душе его яркой звездой вспыхнул образ Паши. Но, правда, уже звездой не первой величины.

— А знаешь что, Лев, — я тебя порадую.

— Чем же ты ещё можешь порадовать, Володя? Ты и так меня порадовал, принёс Библию.

— Знаешь, я сегодня написал письмо Паше и уже отправил, пишу, что ты здесь и чтобы она сейчас же приезжала и взяла свидание с тобой и со мной. Она непременно приедет, как только узнает, что ты здесь.

— О! Это замечательно! — сказал Лев, и лицо его даже слегка порозовело... — Увидеть её ещё раз в жизни, сказать ей и тебе лучшие пожелания — это лучшее, что я хотел бы.

Каждый вечер виделись, бывали вместе Володя и Лев. Каждый день они ждали той минуты, когда приедет Паша и луч радости ещё вольётся в их томящиеся неволей сердца. Но вдруг Льва вызвали на этап. Они едва успели попрощаться, пожелать верности до конца Господу, и их разлучили. Вскоре приехала Паша.

— Вот только что отправили, — говорил Володя ей, — как он хотел тебя видеть, он очень тебя уважает!

— А ты не можешь адрес его достать? — спросила Паша.

— Нет, — ответил он, — этап ушёл в неизвестном направлении. Через несколько дней Володя получил открыточку от Льва, что он ещё жив, верен Господу, работает на лесозаготовках. Володя тут же написал ему, описывая, как жалела Паша, что не застала его. Это письмо было большой радостью для Льва.

— Значит, — думал он, — любя Володю, она продолжает всё так же горячо любить Господа, а, любя Господа, она по-прежнему готова любить и заботиться о тех, кто страдает ради имени Его. И снова в его душе в этой тяжёлой тёмной жизни яркой звёздочкой горел образ Паши. «Благослови их, Господи! Дай им счастье! Особенно прошу за Пашу, дай ей быть до конца Твоим светильником, утешающим многих», — так молился о них Лев. Скоро его перевели на другое место, и он больше не мог переписываться с Володей.

Проходили месяцы за месяцами. Христиане, которые начинали заниматься личными делами, всё меньше заботились о Господнем. Почти повсюду общины были закрыты. Во многих оскудела вера. Старые крепкие столпы оказывались подгнившими и рушились в испытаниях. Не желая страдать, падали, обдавая окружающих смрадной гнилью. Но яркими сибирскими звёздами горели идущие за Иисусом. Среди них была по-прежнему Паша. Личное не угасило пламя любви и милосердия. Она по-прежнему отдавала всё для других. В Черёмхове, где в угольных шахтах трудились братья, она была светлым ангелом, несущим утешение и материальную помощь. Чудесен образ русских женщин в произведениях Некрасова, нельзя не восхищаться жёнами декабристов, но когда всматриваешься в жизнь Паши, которою руководила не плотская привязанность, не женская любовь, а любовь Всемогущего Бога, то видишь в ней человека будущего. Сейчас, открывая её старую Библию, читаешь стихотворение, посвящённое ей в Черёмхове одним неизвестным братом-узником и ещё ярче, несмотря на то, что прошли многие годы, светят лучи этой чудной сибирской звезды. Сейчас, когда пишутся эти строки, я читаю на листке, вклеенном в её Библии:

Славной и милой сестре Паше.

О! Как я ждал с тобою встречи.

О! Как желал я видеться с тобой.

Как жаждал слышать твои речи,

И в пеньи голос милый твой!

И вот услышано желанье:

Ты здесь! Ты также весела,

И как небесное созданье