Юрий Грачёв - Звёзды Сибири

И вои бурь когда забуду,

Чтоб петь свободно и дышать?

Когда же пальмовую ветку

Уронит кто-нибудь ко мне?

И теплота, покой и ласки

Умчат забвенье, как во сне?

Мечтая о свободе, он работал изо всех сил, получал большие проценты, зачёт рабочих дней. Появлялась надежда: «А, может быть, сбросят срок, и я выйду?» Страдать совсем не хотелось. Хотелось поскорее сбросить этот крест, обнять Пашу и забыться с ней в любви и поцелуях. Иногда на него прямо нападала тоска, и он писал ей: «Я не могу, уж тают силы, Слабеет сердце, давит грудь…»

А она как чудный небесный Ангел, никогда не жаловалась ему на тяжесть своей жизни, на тоску о нём, а писала ему лишь слова утешения, бодрости. Он писал ей, прося, чтобы скорее приехала она на свидание. Перед Пасхальным праздником он послал ей красивую открыточку с поздравлением:

«Поздравляю с высокоторжественным праздником Светлым Христовым Воскресением. Желаю, чтобы вся твоя жизнь была для тебя тем светлым утром радости и восторгов, которое озарило всю вселенную и сердца спасённой Марии и её подруг, осуществивших живую веру в Господа. «Пойди, возвести братьям». Матф. 28:10. Остаюсь с лучшими пожеланиями к тебе — твой Володя».

Семнадцатого апреля 1931 года они впервые свиделись. Это был солнечный морозный день. Паша немного продрогла, стоя у красной кирпичной стены, ожидая время свидания. Но когда они сели рядом, и Володя крепко обнял её, и уста их слились в долгом поцелуе любви, ей сразу стало тепло.

— Володя, милый, видимо Бог дал мне тебя, чтобы я тебе, страдальцу, посвятила свою жизнь.

— Да! Да! Это судьба! Ведь мы только вот две минуты, как видим друг друга, и так безгранично любим.

Володя смотрел в её лучистые чудные глаза и чувствовал в них великую любовь, любовь Божию и любовь женскую, любовь невинной святой девушки христианки. И тогда он понял, что карточка не передала и сотую долю красоты, которою наделена Паша. Прекрасная душа, отражающаяся в её красивом лице, делала её необыкновенно привлекательной.

— Пашенька, родная! Я ценю тебя, я понимаю ту жертву, которую ты делаешь ради меня.

— Прекращайте свидание! Время вышло! — раздался резкий грубый голос.

— Гражданин дежурный, ещё одну минуту!

— Нет, нет, идите, заключённый!

Последние поцелуи... На глазах Паши слёзы...

— Я тебе пришлю ещё фото, не плачь!.. — крикнул уже издали Володя.

Володя послал ей открытку, где он снят в своей кожаной фуражке. Задумчиво облокотившись на руку, он смотрит вдаль. В другой руке он держит любимую Книгу. На обратной стороне он написал: «Милому другу Паше в память первого свидания, 1931 год. Где мы убедились в верности решения нашей судьбы, где голос сердца и души невольно воскликнул: «Благодарение Богу за всё, что Он даровал нам. О, Слава Тебе Предвечный Всемогущий Бог, за всю Твою неизреченную Любовь!» Будем верны до смерти как своему Господу, так и друг другу, чтобы иметь жизнь. До конца любящий тебя и верный тебе до смерти — твой Володя» 28.04.31 г. Мариинск.

После свидания с Володей Паша стала жить какой-то уже другой жизнью. Внешне она оставалась той же и жизнь её ничем не изменилась. Она также шила, работала, помогала заключённым, писала им письма, также молилась Господу и читала Его Слово, но теперь, что бы она ни делала, всё время перед ней был Володя. Сердце её прилепилось к нему навеки, навсегда. Она в первую очередь писала ему, лучшее посылала ему.

«Что со мной? — иногда в недоумении думала она. — Как будто образ Володи застилает даже образ Господа, а дальше что будет? «3амужняя заботится о том, чтобы угодить мужу». О, Господи! — вздыхала она. — Я же буду заботиться о Володе и тем угождать Тебе!»

Володя не переставал писать ей горячие письма, которые часто он выражал в стихах. Тюремные дни шли... Иногда надежда на счастливые дни покидала его и он писал:

Миновали счастливые годы,

Где не раз меня жизнь ласкала,

И, как в зеркале чистом свободы,

Она райскую жизнь отражала.

Что прошло никогда не вернётся

И на жизнь, как на тихие воды,

Луч свободы уже не прольётся.

Миновали счастливые годы.

Среди грешного в мире народа

Правда меркнет во лжи и обмане,

И как луч угасает в тумане.

Миновали счастливые годы.

С верной любовью к тебе, твой Володя.

Сознаваясь, что слишком печальное пишет своей невесте, он добавлял: «Если грусть сроднилась с тобой — не унывай. И здесь есть удел счастья».

В ответ Паша писала слова бодрости и любви, нежной ласки, которые согревали сердце Володи и невольно звали его на свободу, а свобода была так далека, что невольно отчаяние вкрадывалось в его душу. И вместо того, чтобы ободрять Пашу надеждой, он писал:

Небо хмурое что-то вещает,

Тучи тёмные ветер рванул,

Солнце в тучах уже угасает,

Бор зелёный ветвями качнул.

Нет остывшему веры согреться,

Холод, холод, что дальше — темней,

И не может пустыня совлечься

От своих омертвелых теней.

Лишь холодный гранит одиноко

Что-то внемлет и вечно манит,

Волна с шумом примчится, омоет,

Тот гранит и опять убежит.

Только катятся волны прибоя,

Только слышатся плески и шум,

Только холод... и камня устои

Нам не скажут таинственных дум.

Целую тебя, твой Володя.

Однажды на него напало такое уныние, что он перестал писать Паше. Паша тревожилась, не находила себе покоя и писала ему, роняя слёзы: «Мой милый, Володя! Привет тебе! Крепко целую тебя и желаю во всём благополучия. Нахожусь дома, а от тебя ничего нет... Здоров ли? Как твоё самочувствие? Как-то скучно не получать от тебя ничего. Когда была вдали от своих, то как-то думалось, и ты очень далеко, а теперь уже и скучно... Вчера получила от Маруси письмо, она очень беспокоится за тебя, хотя я ей писала, а всё же и ты должен успокоить её. Будь здоров, радостен и весел!

Пусть вокруг бушуют волны,

Пусть ревут сколько им угодно,

Нами управляет чудный кормчий,

А за Ним мы идём куда Ему угодно!

Крепко любящая тебя, Паша.

Вскоре Паша приехала к нему на свидание. Они несколько раз были вместе. Володя ободрился. Опять весело стал смотреть на жизнь и в стихах восхвалял дорогую Пашу.

Где ты теперь, моя милая?

Недавно была ты со мной.

Угрюмые стены постылые

Стоят как ночь перед тобой.

Уж веяло холодом северным,

И ты той морозной порой

Собою прекрасная, бодрая,

Стояла у врат за стеной.

Объятая холодом трепетным,

Ты в первый осенний мороз

Смотрела к нам взором приветливым,

И очи полны были слёз.

Я часто с душою тревожною

Из внутренних стен выходил,

Чтоб взором тебя незабвенную

Я встретил и вновь проводил.

Пролетит незабвенным мгновением