Александр Нильский - Закулисная хроника. 1856 — 1894

— Господа, прошу вас сделать мне большое одолжение…

— Что такое?

— Исключите эту сцену совсем.

— Как исключить? — с удивлением спрашивает режиссер и Васильев.

— Да так, очень просто — не играть ее, вот и все.

— Но почему?

— Да потому, что она никуда не годится… Когда я писал, то не подозревал, что она окажется такой плохой, бесполезной, обременительной… Я, право, не знал, что она будет так нескладна…

— Помилуйте, — запротестовал Васильев, — как же можно теперь делать купюры? Вам только кажется, что эта сцена не хороша. Наоборот — она превосходная… Кроме того, у меня в ней очень выгодные места есть… Нет, нет, ни за что!.. Да не забудьте еще и то, что для нее специально написана новая декорация!

— Голубчик, Павел Васильевич, — жалобным тоном ответили, Погосский, — что за беда, что для нее написана новая декорация. Она пригодится для какой-нибудь другой пьесы… Дирекция не бедна, ее не разорит, что по моей ошибке она израсходуется на мою декорацию напрасно… Исключением же этой сцены вы окажете мне огромную услугу… Повторяю, что эта сцена негодная. И я очень удивляюсь, как это вы, при своем большом таланте и навыке, стоите за нее?!

Это — редкое отношение автора-драматурга к своему детищу. Конечно, его желание нельзя было не исполнить, и «Неспособный человек» всегда шел без этой сцены, оказавшейся действительно лишней.

Благодаря своему капризному нраву, Павел Васильевич несколько раз покидал императорскую сцену. Он был крайне неспокойного характера и вечно поэтому носился с недоразумениями, а с Самойловым был в таких неприязненных отношениях, что режиссер приходил в замешательство при составлении репертуара, в котором приходилось избегать совместного участия этих непримиримых врагов. Это много вредило ансамблю в таких пьесах, как «Свадьба Кречинского», «Испорченная жизнь», «Воробушки» и др. Самойлов до такой степени не терпел Васильева, что даже на сцене игнорировал его, что было слишком заметно для всей публики. Конечно, это умаляло впечатление, но… увы, было, как оказывалось, неустранимо.

В последние годы своей службы Павел Васильевич оглох и с трудом слушал суфлера. Покинув в последний раз казенную сцену, он стал появляться на частных петербургских подмостках и затем вскоре скончался в Москве, где и похоронен.

И. И. Монахов. — «Царь куплетистов».

Почти такой же известностью и таким же успехом, как Васильев, пользовался на Александринской сцене Ипполит Иванович Монахов, прозванный «царем куплетистов». До поступления своего в труппу императорского театра он выступал на частных концертных эстрадах в качестве чтеца и единственного в то время куплетиста. Монахов с удивительною экспрессиею и выразительностью передавал сатирические куплеты. Это был новый жанр, к публика, со свойственным ей энтузиазмом, произвела его в свои любимцы, чему, впрочем, немало также способствовала его приятная наружность, вместе с симпатичными чертами лица, производившая хорошее впечатление.

Своим поступлением на казенную сцену Ипполит Иванович обязан был не своим артистическим качествам, которые еще не были тогда никому известны, а настойчивым просьбам его друзей, которые убедили театральное начальство «взять его хоть для дивертиссементов». Начальство снизошло, и Монахов поступил на казенную службу, но без всякого вознаграждения. Свободного оклада в то время не находилось, и поэтому он принужден был выжидать «удобного случая».

Его заставляли петь куплеты, которые пользовались огромным успехом, и виде поощрения поручали ему изредка небольшие роли молодых людей в комедиях, драмах и водевилях. Он старательно их учил, отделывал, но, как актер, был почти не замечаем до моего бенефиса, состоявшегося в 1868 г., когда я вздумал поставить одноактную оперетку «Званный вечер с итальянцами». Роль Канифаса в ней должен был играть единственный в то время, годный для оперетки, артист N., но он вдруг почему-то от нее отказался. Этим внезапным отказом, конечно, я был поставлен в неловкое положение и уже совсем хотел было отменить представление новой пьесы, как кто-то надоумил меня поручить Канифаса Монахову, очень музыкально поющему куплеты.

— Он должен справиться с вокальною стороною роли, — заметили мне. — Для него это не новинка, иногда он даже сам аранжирует свои песенки…

И действительно, Монахов с таким громадным успехом сыграл Канифаса, что «Званный вечер с итальянцами» долго не сходил с репертуара. Он оказался бесконечно веселым актером и превосходным имитатором. В свою партию он вложил массу неподдельного комизма и ловко передразнивал Тамберлика, тогдашнего кумира столичных меломанов и меломанок. После этого Ипполиту Ивановичу начали давать «ход». Ему поручались многие роли с пением, и вскоре он сделался героем оперетки, а в комедии «Петербургские когти», переполненной, как известно, куплетами, он не имел соперников. Его успех рос невероятно быстро и, наконец, дошел до полного торжества: участие Монахова в великопостных концертах, всегда славившихся отсутствием публики, делало полные сборы в Александринском театре; а чтобы достать билет на собственный его концерт, нужно было записываться заблаговременно.

Однако Монахов не удовольствовался успехами куплетиста и опереточного актера, он пожелал доказать, что он так же пригоден и для драматических ролей. На этом основании он стал появляться в серьезном репертуаре, при том же благосклонном внимании зрителей. Успех вскружил ему голову, и он, играя бесподобно Молчалина в комедии «Горе от ума», вдруг вздумал в свой бенефис сыграть Чацкого, который ему удался несравненно менее первой роли. Однако на этом он не остановился, и в драме Островского «Дмитрий Самозванец» он взял на себя заглавную роль, но в ней уж положительно не был принят публикой, даже несмотря на то, что для эффекта вздумал читать монологи Самозванца с польским акцентом.

Похвалы друзей довели его так же, как и Павла Васильева, до того, что он возымел желание соперничать с Самойловым. Монахов выказал поползновение выступить в лучшей роли Василия Васильевича — в Кречинском. Хотя он и имел выдающийся успех в «Свадьбе Кречинского», но это только внешняя сторона сути. В действительности же он значительно уступал предшественнику, замечательно игравшему эту роль. Впрочем, суждения по этому поводу были разноречивы. В какой-то юмористической газете тотчас же после представления «Свадьбы Кречинского» была помещена карикатура, на которой был изображен Монахов с заткнутым у него за поясом Самойловым…

В обществе Монахов был веселым, приятным собеседником, большим остряком и вообще очень занимательным человеком. Он охотно пел романсы, куплеты, рассказывал забавные анекдоты и очень зло писал эпиграммы. Кроме всего этого, он пользовался огромным вниманием прекрасного пола и сам по себе был истым донжуаном. Поэтому он был очень занят своею наружностью, любил позировать и снимал с себя фотографические портреты в разных видах и позах чуть не ежедневно…