Александр Нильский - Закулисная хроника. 1856 — 1894

По поводу его привычки поздно возвращаться домой, мне припоминается такой забавный, хотя и бесцеремонный с его стороны, случай. Многих из нашей труппы пригласил как-то зимой к себе в гости небезызвестный журналист, водевилист и балетоман A. Н. Похвиснев. У него собралось большое общество. Многие засели за модную тогда «стуколку», за которой и пробыли вплоть до самого ужина. После ужина опять сели за игру, продолжавшуюся до следующего дня. Был уже девятый час утра, хозяин сидел и дремал, как и большинство его засидевшихся гостей. Один только Зубров бодрствовал. Он, прихлебывая вино, вел оживленный разговор и без умолку острил.

Кто-то заметил ему, указывая на окно, в которое врывался утренний рассвет:

— Однако, Петр Иванович, пора кончать… Дома давно ожидают…

— Чего? Кончать? — крикнул Зубров и решительно произнес. — Ни за что!.. Куда же я пойду такую рань?

— Петр Иванович, ведь девятый час… Взгляните на хозяина: он, бедный, едва перемогается… Спать хочет… Пощадите хоть его…

— Спать хочет?.. Не мое дело!.. Не зови! А коли позвал — сиди…

— Что же мы будем делать?… В карты играть уже надоело… Ей-Богу, надо уходить.

— Вы действуйте, как вам угодно, а я не пойду… Я буду сидеть и пить, — решил Зубров.

Наконец, кое-как, однако с большим трудом, удалось уговорить Петра Ивановича и вывести его из квартиры. Выйдя на улицу, он продолжал недовольным голосом:

— Ну, что за гадость! Куда мы пойдем этакую рань?!

По характеру своему Зубров был не только бережлив, но даже скуп. Щедрость же и расточительность позволялись только во время кутежа; тогда ему ничего не было жалко.

Однажды, на вечере у оперной артистки Д. М. Леоновой, составилась «стуколка», в которой вместе с другими гостями принимал участие и Зубров. По окончании игры, которая велась на марки, началась общая расплата. Счастливцем, обыгравшим всю компанию, был какой-то офицер.

Зубров, проверив свой проигрыш, положил на стол следующие с него шестьдесят рублей и дожидался расчета с ним выигравшего офицера, который считался с каждым поочередно. Наконец, дошла очередь до Петра Ивановича Он молча, насупившись, стоял около стола и курил сигару. Офицер очень вежливо спросил его, указывая на деньги:

— Это ваши?

— Были мои, — лаконически и сердито ответил Зубров, — а теперь ваши… Пользуйтесь!

Будучи скупым, Зубров, разумеется, очень неравнодушно относился к поспектакльной плате [28] П. И. Зубров получал 25 рублей разовых , которая в старое время составляла главную поддержку актера. Каждую пятницу, то есть накануне выхода репертуара на следующую неделю, Петр Иванович ужасно волновался. Его мучил материальный вопрос: сколько раз он играет? Репертуар же от нас, актеров, тогда тщательно скрывали до времени его всеобщего объявления. Однажды, во время его раздачи капельдинером на репетиции, Зубров спрашивает меня:

— Вы сколько раз играете на будущей неделе?

— Шесть.

— Неужели? — воскликнул он. — Да!.. Вот это так! Если бы со мной это случилось, я бы уж давно плавал в Фонтанке…

— Как плавал?

— Утопился бы! Непременно утопился бы…

— Зачем?

— Зачем? А затем, что сколько ни живи, а лучше этого ничего с тобой случиться не может…

Про одного актера, который ловко умел составлять свои бенефисные афиши, благодаря заманчивости которых он делал полные сборы, Зубров не без иронии говорил:

— Это музыкант!.. Ему бы профессором консерватории быть, а не за кулисами мотаться…

— Что вы, что вы! Какой же он музыкант?

— Он играет на особом, усовершенствованном им инструменте!

— На каком?

— На «бенефисоне»… Я вот сейчас любопытную сцену у кассы видел, как под его эту самую бенефисонную дудку публика пляшет!

— Как же это так, Петр Иванович, расскажите…

— А вот как, — сказал Зубров и рассказал, конечно, выдуманную им историю: — подходит какой-то господин к кассе и спрашивает билет на его бенефис. Кассир же, прежде чем вырвать из книги билет, счел своим долгом ошеломить покупателя ценой. У господина денег оказалось недостаточно. Однако он, убоявшись возможности не посетить этого соблазнительного бенефиса, тут же начал раздеваться и упрашивать кассира вместо недостающей суммы принять его пальто… Вот это и есть «бенефисон»!..

Зубров был неизменным членом купеческого клуба, который посещал весьма часто, в особенности же после спектакля. У него, разумеется, там было много друзей и знакомых. Иногда перед своим бенефисом он в этом клубе заблаговременно распускал слухи о достоинстве предполагаемых им к постановке пьес и подчас попадался из-за этого впросак. Приглашая к себе на бенефис, он всем таинственно замечал:

— Ах, какую каторжную пьесу я ставлю!

— Ну?

— Да… я убежден, что автору не миновать рудников за свои идеи и монологи.

Однажды он выбрал для своего бенефиса ничего особенного не представляющую пьесу ни в литературном, ни в каком другом отношении. Лучшей не было, и поэтому ему пришлось остановиться на ней. Не ожидая на нее сбора, он придумал фортель, который, по его убеждению, должен был возбудить интерес среди не только театральной, но даже и далеко не театральной публики. Незадолго до бенефиса он начал усиленно посещать общественные собрания, большие рестораны и прочие места, где бывает много народу. Везде, конечно, встречались его знакомые, с которыми он вел приблизительно такой разговор.

Он сидит за столом унылый, грустный, видимо погруженный в размышления. К нему подходят и спрашивают:

— Что, Петр Иванович, не веселы? О чем это задумались?

— Есть, батюшка, о чем задуматься. Скоро бенефис…

— Ну, так что же?.. Слава Богу… Будете с деньгами… Возьмете, по обыкновению, полный сбор…

— Как-то его еще возьмешь? — уныло говорит Зубров и загадочно вздыхает: — эх-хе-хе!

— Что же пьеса, что ли, плохая?

— Что пьеса?! Пьеса такая, какой никто еще не видывал никогда! Вот какая удивительная вещь!.. Но тут дело в другом…

— В чем же другом? Что такое? Расскажите, Петр Иванович.

— В чем?! А в том, что допустят ли ее сыграть хоть один-то раз?! Вот в чем!

— Почему так? Разве в ней есть что-нибудь особенное?

— А вот что особенное… Я не отвечаю за то, что если мы ее сыграем, и останемся живы!.. Я уверен, что на другой же день весь театральный комитет сошлют в Сибирь, цензоров закуют в кандалы, а актеров сдадут в арестантские роты, либо расстреляют… Вот что будет!

— За что же все это? — с ужасом переспрашивает собеседник, проникаясь искренним сочувствием к бенефицианту, положение которого обрисовывается действительно незавидным.

— А за то, что в этой пьесе все роли написаны на известных, высокопоставленных общественных деятелей. Тут вы встретите графа N., князя Z., барона X. и многих других.