Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

По сравнению с братом Клаусом, склонность к самоумалению не была главной чертой доктора Теофраста фон Гогенгейма, который в дерзком самомнении называл себя «святым доктором». Глядя на жизнь Парацельса, его нельзя назвать святым. И все же почитание Гогенгейма в числе самых знаменитых швейцарцев каждый раз убеждает нас в обратном.

Гогенгейм не сомневался в том, что отшельник из Ранфта питается отличным от других людей образом. Другими словами, тайны природы, самым чудным произведением которой является археус, раскрыли себя в этом чистом и возвышенном человеке, прославляющем своей жизнью величие Творца. Во время своих странствий по альпийским областям Теофраст, живя в Базеле, Цюрихе и Санкт-Галлене, не раз слышал рассказы о святом отшельнике. В его сочинениях эти рассказы получали специфическое истолкование, которое напоминает нам более ранние мысли, высказанные в свое время Петром Нумагеном. Теория Нумагена несет на себе отпечаток схоластического метода, древнего учения в четырех жидкостях и учения о пневме, являющейся частью неоплатонической идеологии. Толкования Гогенгейма, при всей интуитивной точности и частичной правильности их содержания (например, о переваривании пищи во рту [175] ), уводят нас в мир теоретических спекуляций. Однако с точки зрения истории науки довольно впечатляющим остается то обстоятельство, что пост таинственного отшельника стал стимулом для развития естественнонаучной мысли, настоящей загадкой для любознательной, острой и критической фантазии.

«Я прибыл в Карфаген и там окунулся в пучину любовных утех» [176] . Блаженный Августин (354–430), которому принадлежат эти слова, наряду с апостолом Павлом считается на христианском Западе выдающимся теоретиком в вопросах о сущности женщин и природе сексуальности. Вплоть до сегодняшнего дня многие верующие христиане не могут свободно «выехать с женой на поле» (парацельсовское обозначение коитуса), не согласовав детали своей интимной жизни с североафриканской цензурой гиппонского епископа.

В своих санкт-галленских сочинениях Гогенгейм дважды вспоминает о Карфагене, приводя этот город в качестве наглядного примера греховной культуры. Несмотря на легенды о путешествии Гогенгейма в Африку, у нас нет основательных доказательств того, что он хоть раз в жизни побывал там. В равной степени невероятными можно считать и рассказы о том, что у него была жена или любовница, с которыми он, по примеру Августина, прижил одного или нескольких детей. Борьба с сексуальностью, лежащая в основе многих произведений отцов церкви и обнаруживающая себя в глубокомысленных анекдотах Фомы Аквинского, в творениях Гогенгейма никогда не вырастает даже до размеров личной проблемы. Целомудрие, которое Августин защищал по моральным соображениям, а Фридрих Ницше, напротив, толковал в смысле абсолютной свободы от любых моральных норм, входило в число врожденных качеств Гогенгейма. Этого не отрицали даже те из его противников, которые в своей критике, казалось, не оставили на нем живого места. Находясь в 1534 году в южнотирольском Меране, Гогенгейм писал, что помимо бедности и благочестия его третьим основным качеством было то, что он «не является почитателем Венеры» (IX, 562) и никогда не вкушал радостей плотской любви. При этом, как явствует из его богословских сочинений, он с нравственно-богословской точки зрения, резко отрицательно относился к целомудрию, хранимому ради тщеславия. Признание Гогенгейма в собственном целомудрии выглядит тем правдоподобнее, чем дальше автор дистанцирует себя от тех, кто настойчиво приписывал ему подвиг полового воздержания по причине гордости. «Несмотря на то что я действительно не являюсь почитателем Венеры, – пишет он, – я не люблю людей, которые распространяют слухи о том, чего я не делаю» (IX, 562). В книге «О невидимых болезнях» Гогенгейм пишет, что целомудрие очищает сердце и делает его прозрачным для познания божественных тайн. Тот, кто хочет познать мир, должен хранить целомудрие (IX, 304).

По замечаниям самого же Гогенгейма, люди распускали самые разные сплетни о причинах его целомудрия. Парацельсисты и антипарацельсисты распространяли слухи о том, что его целомудрие объясняется насильственной кастрацией, которой Гогенгейма подвергли в раннем детстве. Так, известный ненавистник Парацельса Фома Эраст сочинил версию о том, что, когда Гогенгейм в детском возрасте пас гусей, проходивший мимо солдат нанес ему тяжкое увечье. Согласно одному из вариантов этой истории, гуси, за которыми смотрел маленький Теофраст, откусили ему мошонку. Третья сплетня исходит от Теодора Цвингера, который уверял своих знакомых, что Гогенгейма оскопила свинья, укусившая его за причинное место. По версии Цвингера, свинья «набросилась на четырех– или пятилетнего мальчика сзади, когда тот справлял естественную нужду на заднем дворе дома, принадлежавшего его отцу» [177] . Наконец, нельзя упускать из виду вероятность врожденной импотенции, которую частично подтверждает одна характерная автобиографическая заметка: «Он хотел бы видеть себя хорошеньким юношей, превосходящим всех прочих по красоте и обаянию, а также пользоваться благосклонностью всех женщин и юных дев. Но он родился на редкость уродливым. Горб украшал его спину, и, кроме того, его тело было лишено действующего начала. Как могут женщины быть благосклонными к тому, кто лишен благосклонности своей собственной природы. Она умертвила его еще во чреве матери и не сделала из него ничего хорошего!» (XI, 155). В этом замечании, включенном в апологетические тексты, написанные им в Каринтии, присутствуют скрытые намеки на мать.

К четырем «теориям», объясняющим отсутствие у Гогенгейма мужского начала, примыкают четыре версии, приоткрывающие завесу над личностью его матери. В числе прочих, рассказывается о том, что во время тяжелых родов госпожу Гогенгейм пришлось разрезать на четыре части, чтобы ребенок родился живым. [178] Документально засвидетельствовано лишь то, что она прислуживала в церкви и родила сына в браке с Вильгельмом фон Гогенгеймом. Именно на основе этих зафиксированных фактов аббату Людвигу Бларер фон Вартензее по так называемому праву мертвой руки отошел серебряный кубок с головами львов из наследства, оставшегося после смерти Гогенгейма в 1541 году. [179] Первую и единственную женщину в жизни Теофраста фон Гогенгейма, согласно популярной, хотя и неправдоподобной версии, звали Охснер или, по Кольбенхайеру, «Эльза Охснер». Основой для этой версии послужил портрет Вильгельма фон Гогенгейма, на котором рядом со швабским гербом с тремя ядрами помещена эмблема с изображением быка, от которого и производится фамилия матери Теофраста. Фамилия Охснер действительно встречается в этом регионе, хотя, скорее всего, изображение быка на портрете Вильгельма было дописано в более поздний период. [180] Мать Теофраста могла носить фамилию Шерер, Гретцер или Вессенер, что, учитывая родственные связи семьи Гогенгейма с Петером Вессенером, наиболее вероятно. Именно Петер Вессенер по поручению аббата и родственников в 1541 году отправился в Зальцбург за наследством. Наши построения отталкиваются от того факта, что родительский дом Гогенгейма находился в местечке Кульвисли, расположенном на 200 метров севернее ранее предполагаемого места его рождения. Следует заметить, что археологические раскопки могли бы предоставить нам более точные доказательства. Судьба матери Теофраста фон Гогенгейма вызывает исторический интерес не только вследствие неразберихи с ее именем. Парацельс после своей смерти считался признанным авторитетом в вопросах женской истерии. Если учесть, что его опыт общения с женщинами практически ограничивался семейным кругом, можно предположить, что мать Теофраста была настоящей истеричкой. Тот, кто хоть раз смотрел вниз с Чертова моста, может легко представить себе, какие истерики закатывала матушка Гогенгейма всякий раз, когда, к примеру, кто-нибудь из домочадцев отправлялся в поездку. Кажется, что ряд фиктивных сведений о матери Парацельса бесконечен. На основе исследований люцернского офтальмолога доктора Йозефа Штребеля, в дискуссию о личности госпожи Гогенгейм включился известный швейцарский художник. В 1944 году в Базеле вышел первый том восьмитомного исследования Стребеля. В нем имелась иллюстрация, надпись под которой гласила: «Реконструкция неизвестной айнзидельнской матушки на основе рисунка углем, выполненного А. Хиршфогелем, и исследования автора о Парацельсе, сделанная Гансом Эрни» [181] .