Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

«Опытность» представляет собой следующую, более высокую ступень знания. В понимании Гогенгейма знание не сводится к книжной премудрости, интеллектуальным дарованиям человека или науке. Настоящее знание у Парацельса скрывается собственно в вещах. Древесина обладает знанием, дерево – опытностью (XI, 191). Знание здесь понимается как «скрытое в природе… влияние» (XI, 192). В этом смысле знание, которое есть у папоротника, превосходит всю медицинскую науку, которая преподается в университетах. Знание, скрывающееся в вещах, является разновидностью объективного духа и свидетельствует о совершенстве порядка, царящего в природе. «То, что приводит знание, существующее в вещах, в гармонию с совершенством природы, и есть scientia» (XI, 192). Порядок, оформляющий вещи изнутри, представляет собой первое «знание», в то время как «второе знание» заключено в человеке (XI, 192). Здесь вновь проявляется теория отражения, так что философия отождествляется с невидимой природой. Знание помогает преодолеть испытанный, но часто неблагодарный метод проб и ошибок. «Знание есть то, что происходит и удается постоянно. То, что удалось однажды, а десять раз потерпело неудачу, нельзя назвать знанием» (XI, 193).

«Знание состоит в том, чтобы сделать больного здоровым» (XI, 194). Это не просто обычная, бездушная техника. Врач не обладает scientia curandi, то есть способностью лечить, но лишь scientia administrandi. Во время лечения врач находится в состоянии поиска нужного решения и действует в соответствии со своими знаниями. Но не он лечит больного, а лекарство (XI, 194). Scientia, будучи приобретенным и в этом смысле вспомогательным знанием, постижима лишь сквозь призму природы (XI, 195). Она не является производной холодного рассудка, но скорее состоит из симпатического восприятия, обдумывания и подражательного действия. Природа лечит посредством лекарств. Соответственно этой мысли, Гогенгейм пишет о том, что «в мире существуют естественные, природные аптеки. Поляны и леса, горы и холмы сами по себе являются богатейшими аптеками. Весь мир – одна большая аптека, и ничто в нем не скрыто от человеческих глаз!» (XI, 195).

«Знание», будучи ключевым понятием парацельсистской теории о лечении силами природы, имеет мало общего с ученым знанием аптекаря, зато самым тесным образом связано с «природными аптекарями». Последние, подобно таинственным магистрам, парящим в заоблачной тверди и с помощью своих пенатов выписывающим радугу, невидимы и труднопостижимы (XI, 196). С другой стороны, в той же природе существуют возбудители болезней, своего рода разрушители естественной гармонии. Им противостоят защитники и целители (conservator sanitatis), которых и нужно использовать во время лечения.

Не случайно, рассуждая о знании, Гогенгейм вспоминает о магии (XI, 192). Активация «знания», царящего в природе, представляет собой симпатический процесс, имеющий прямое отношение к учению о единстве внешнего и внутреннего. В этом смысле магия не сводится к банальному волшебству и колдовским пассам. В представлениях Гогенгейма, исследователь природы должен «буквально слиться с ней в одно целое» и сам стать объектом познания. «И он может сделать это, в нем заключен целый микрокосм», – пишет Парацельс. [381] В этом месте постижения природы парацельсистская философия балансирует на грани между мистикой и пантеизмом, но все же не переходит определенных границ. Гогенгейм, высказывая эти мысли, говорит в первую очередь от лица врача, который стремится к пониманию природы, главным условием которой, согласно «Книге о больницах», является любовь (VII, 369).

В девятой главе «Лабиринта» магия называется анатомией медицины, ее сокровеннейшим лекарством, которое начинает действовать после того, как все остальные средства испробованы. Она помогает врачу глубже вникнуть в причины болезни и проникнуть в суть вещей. Гогенгейм иллюстрирует эту мысль на примере быка. «Магия, – пишет он, – является анатомией медицины. Вот, например, мясник, разделывая быка, видит все то, что находится у него внутри, что ранее было скрыто под кожей» (XI, 204). Для полной картины здесь не хватает описания качеств мясника, который, стоя с окровавленным ножом, должен, в представлениях Гогенгейма, источать любовь и милосердие. Магия, или «изобретательное искусство», как называет ее Парацельс (XI, 206), не раскладывает быка на составные части, не отделяет кости от вырезки. Она наблюдает и боится даже самых отдаленных намеков на убийство. Человек, жаждущий знания, «смотрит на живое и наблюдает, как на этом живом постепенно проступает его основа» (XI, 176).

Тесная взаимосвязь философии, магии и медицины у Гогенгейма максимально приближено к ренессансной традиции. Подобным образом их объединял в единое целое и Марсилио Фичино. Он смело и безапелляционно писал в своей работе: «Философа, который упражняется в изучении неба и природы, мы обычно называем магом» [382] . У Гогенгейма магическое постижение природы, основой которого он считал так называемое герметическое мышление, представление о единстве верхнего и нижнего, внешнего и внутреннего, не было заключено в тесные рамки эзотерической мудрости. В течение своей жизни он самозабвенно служил его величеству знанию, которое содержит в себе природа. В представлении Гогенгейма, философия служит опорной колонной для искусства врачевания. Познавание природы ведет к пониманию, единению с ней и приносит свои плоды в виде любвеобильных действий субъекта познания, отдающего свои силы больным и страждущим. «Тот, кто ничего не знает, не способен и любить. Тот, кто ничего не может, ничего не понимает. Тот же, кто пытается постичь окружающий мир и не жалеет для этого сил и времени, любит, видит, подмечает. Все это напрямую относится к медицине. Любой врач действует в силу своих познаний. Тот же, кто ничего не знает, не может отважиться на действие» (XI, 207).

Мы видим, что философия, являясь опорной колонной медицины, базируется на довольно тривиальной предпосылке, согласно которой человек, не знающий природу, не способен к проявлению любви и не может называться полноценным врачом. «Чем больше человек узнает вещи, тем больше он любит» (XI, 207). Именно на теории всеобъемлющей любви покоятся четыре колонны медицины: философия, астрономия, алхимия и этика. Любовь является непременным условием успешного лечения. Любящий врач, зная о многообразии и коварстве возбудителей болезни, не замыкается на одном пути лечения. Сливаясь с пациентом в единое целое, он чувствует малейшие изменения его состояния и одновременно использует разные методы терапии. Философ и врач у Гогенгейма должен стремиться к познанию и деятельности и, в исступлении жертвенной любви, отдавать больному все свои силы. Поступая таким образом, врач возвышается над своим искусством. Он приходит в познание глубинных основ человеческой телесности и, продолжая двигаться этим путем, добирается наконец до основы лечения как такового. Это становится настоящим подарком как для любящего, так и для любимого.