Роза Эпштейн - Книга Розы

Когда сестру с мужем забирали, тетя Фрося (святая женщина) сразу взяла их дочку себе:

– Груня, не торбуйся – Светочка у меня.

Но Володя не собирался щадить чувства жены:

– Учти, Фрося старая и больная. Она всю оставшуюся жизнь на нашу дочь не положит. И Светка пройдет все круги ада, пока вырастет. Помни это. Я тебе не прощу, если сознаешься.

Супругов развели по разным комнатам. Володе выбили десяток зубов и сказали, что жена призналась в том, что она еврейка. А ей – что муж признался. Гестаповцы таскали Груню за косу по грязному полу, били ногами. Но она упорно твердила: «Нихт юден!»

Вдруг из коридора послышался топот многих ног. Немцы, которые ее пытали, выскочили в коридор и выстроились вдоль стен по стойке «смирно». Оказывается, это шел их генерал в сопровождении свиты. Груня поднялась с пола и, когда процессия поравнялась с дверью кабинета, кинулась генералу под ноги:

– Пан, я нихт юден!

– Вас ист дас? – спросил генерал подчиненных. Ему доложили, что эта женщина не сознается, что еврейка, хотя человек им написал уже второй раз, что он точно знает: мадам Шиммель – еврейка.

Генерал помог Груне встать, взял ее за подбородок, изучающе оглядел лицо, растрепанные светлые волосы и сделал вывод:

– Нихт юден!

Свита двинулась дальше. А Груню опять потащили в комнату. Но она уже осмелела:

– Слышали, что вам сказал генерал: «Нихт юден», вот так и пишите.

Этого в канцелярии гестапо не написали. Но дали справку, что Аграфена Шиммель может проживать на территории Харькова. Уже какой-то документ к паспорту.

После второго «посещения» гестапо Груня превратилась в комок нервов. А на втором этаже их дома жила некая Дуська, которая зарабатывала на жизнь проституцией. Ее потом немцы повесили за то, что позаражала их сифилисом. И вот как-то вечером Груня в окно увидела, что в подъезд зашел немецкий офицер, и услышала, как он кого-то спрашивает: «Где жид?» Смертельно напуганная сестра, не раздумывая, сиганула в окно (благо квартира находилась на первом этаже) и распласталась в картофельной ботве. В то время каждый сажал свой огородик под окном. На самом деле немец хотел спросить: «Где живет Дуся?», но исковерканные русские слова прозвучали как: «Где жид?» Вот Груня и решила, что это опять за ней пришли. Так и пролежала в картофельных зарослях до поздней ночи, пока не выяснилось, что приходили не к ней.

И все же третьего раза сестра не избежала, в начале августа 1943 года ее опять забрали в гестапо. В госпитале давно уже приметили, что постиранное ею белье очень чистое, хорошо отутюженное, накрахмаленное. И один из военврачей стал отдавать свое белье в стирку лично ей. Видимо, немец тот с сочувствием отнесся к молодой симпатичной женщине. Он и предупредил ее, что ему велели не отдавать ей больше белье. Это означало, что ее арестуют. Узнав об этом, Груня прорыдала весь день. Володя, как мог, успокаивал. Обещал, что пойдет в гестапо вместе с ней. А в это время тетя Фрося обошла весь поселок и собрала восемьдесят одну подпись жителей под письмом, в котором заверяли немецкие власти, что знали родителей Аграфены, что те были белорусами, поэтому и их дочь белоруска. Восемьдесят один человек подставил свои головы, защищая Груню. Ведь если бы немцы узнали, что это ложь, расстреляли бы всех. Почему люди пошли на такой риск? Тетя Фрося по наитию поступила как психолог. Первые подписи поставили настоящие друзья семьи Шиммель, а когда другие видели, что подписались многие, то и они соглашались присоединиться. Когда Груню увезли, тетя Фрося поставила Свету на колени перед иконостасом в своей комнате и сказала:

– Молись, как можешь, чтобы маму твою отпустили.

И девочка весь день так и простояла, повторяя нехитрые слова молитвы:

– Боженька, сохрани и помилуй мою мамочку.

Владимир же пошел к зданию гестапо и стал ждать там. Проходивший мимо немецкий солдат окрикнул:

– Ты чего тут болтаешься? Иди отсюда, а то заберут.

Володя честно признался:

– Жену забрали.

– Эту? – немец жестами изобразил косу. – Живая еще – не расстреляли.

К вечеру тетя Фрося принесла в гестапо письмо с подписями жителей. Но в паспорте-то смывка была видна, и там просматривалось написанное раньше. Поэтому отпускать несчастную гестаповцы не торопились. А потом им стало не до нее. Груня увидела, как ее мучители засуетились, стали таскать какие-то мешки и рассовывать по ним архивные документы. Она даже начала им помогать, надеясь, что ей доверят вынести мешок, и тогда она сбежит. Оказалось, фашистов во второй раз выбили из Харькова. И наши войска уже входили в город. Но сбежать Груне не удалось – покидая кабинет, немцы привязали ее за косу к батарее.

Володя тоже видел, как немцы рассаживаются по машинам и уезжают, но боялся зайти в здание – вдруг Груни уже нет в живых. Ну а Груня, увидев мужчин в форме Красной Армии, не поверила своим глазам. И рискнула позвать на помощь, лишь услыхав русскую речь. Солдаты подошли, спросили:

– Ты чего здесь?

– Немцы меня забрали, пытали, хотели расстрелять, потому что я еврейка.

Один из бойцов толкнул ее в грудь:

– Чего ж не расстреляли?

Тут уж Груня не выдержала и горько заплакала:

– Спасибо, освободитель!

Случайно заглянувший в кабинет офицер, увидев зареванную, растрепанную и жутко грязную женщину (гестаповцы опять ее таскали по полу за косу), приказал:

– Освободите ее!

– Куда ж я пойду? Вдруг меня опять схватят? Я уж около вас посижу пока. – Груня не знала, что Володя рядом. А он, убедившись, что это действительно наши зашли, стал искать жену, заглядывая во все кабинеты. И вдруг увидел ее сидящей на грязном заплеванном полу. Кинулся к ней:

– Грунечка, родная, поднимайся!

– Кто это? – спросили ее красноармейцы.

– Это мой муж, – ответила.

– Предатель? – подозрительно посмотрел на Володю сержант, похожий на татарина.

Володя огрызнулся:

– Помолчи, найдутся и постарше тебя званием, кто будет разбираться, предатель я или нет.

Разбирательства потом все же были. Володю исключили из партии за то, что жил в оккупации, и приняли на завод чернорабочим. Груню по специальности никуда не взяли. Направили бухгалтером в какой-то цех, где сестра и проработала до пенсии.

А про доносчика правда всплыла. Сами же гестаповцы, когда пытали Володю, сказали, что про его жену им писал такой-то (назвали фамилию). Этот гад до войны был секретарем парткома танкоремонтного завода. Информация подтвердилась и тем, что жена этого предателя выгребла из шифоньера Шиммелей все постельное белье и скатерти, когда Груню в третий раз забрали. А соседи увидели, пристыдили:

– Что ты выгребаешь? Груня еще вернется.

И она вернулась вместе с Володей затемно, как раз гудок возвестил об окончании второй смены. Соседи сразу сообщили: