Леонид Юзефович - Самодержец пустыни
- Название:Самодержец пустыни
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Ад маргинем»fae21566-f8a3-102b-99a2-0288a49f2f10
- Год:2010
- Город:М.
- ISBN:978-5-91103-102-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Леонид Юзефович - Самодержец пустыни краткое содержание
Новое, исправленное и расширенное почти вдвое издание книги «Самодержец пустыни» лауреата премий «Национальный бестселлер» (2001) и «Большая книга» (2009) Леонида Юзефовича, представляет собой документальную биографию одного из самых загадочных персонажей русской истории XX века. Барон Роман Федорович Унгерн-Штернберг (1885–1921) прославился не только своей жестокостью, но и небывалым утопическим проектом спасения умирающей европейской цивилизации по принципу ex oriente lux («свет с востока»). Белый генерал, буддист и муж китайской принцессы, в 1921 году он со своей Азиатской дивизией разгромил китайские войска в Монголии, освободив ее из-под власти Пекина, после чего вторгся в Советскую Россию, но был захвачен в плен и расстрелян. В книге объемом более 600 страниц (около 100 фотографий, многие из которых публикуются впервые) читателю предлагается совершить необыкновенное по экзотичности путешествие во времени и пространстве, погрузившись в атмосферу Гражданской войны на востоке России, монгольского буддизма и Серебряного века русской культуры.
Самодержец пустыни - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Чтобы иметь достаточно подножного корма для лошадей, дивизия шла на север несколькими колоннами параллельно Кяхтинскому тракту, рядом с которым травяной покров был потравлен до голой земли. В долине Хары, где жили китайцы и приученные ими к земледелию монголы, Унгерн пополнил запасы муки, тем временем отряд Тубанова пересек границу в районе Акши, а Казагранди – на юге Иркутской губернии. Расстояние между этими крайними флангами составляло сотни верст, чтобы восстания вспыхнули одновременно в разных местах, но оба отряда почти сразу были разбиты и отброшены обратно в Монголию.
В Кяхте-Троицкосавске, куда направлялся сам Унгерн, находились цирики Сухэ-Батора, 200–300 пехотинцев из бывших партизан и Сретенская кавбригада войск ДВР – всего около полутора тысяч штыков и сабель. Силы Советской России, располагавшиеся в нескольких десятках километров к западу, были гораздо значительнее. Из сосредоточенных здесь частей 5-й армии самой крупной была 35-я стрелковая дивизия. В ней на 19 тысяч едоков приходилось до восьми тысяч строевых бойцов, 24 орудия и полтораста пулеметов. “Партийная прослойка” достигала 13 процентов.
Оборона приграничных районов строилась в три эшелона, по всем правилам военной науки: на границе – небольшие заслоны, в полусотне километров от них – отряды силой до батальона, а еще на таком же расстоянии в глубь советской территории – до пехотного полка на каждом из возможных направлений прорыва. Определить их было несложно, все пути из Монголии на север проходили по речным долинам. Штаб 5-й армии и командарм Михаил Матиясевич, бывший полковник, находились в Иркутске.
О том, с каким противником ему предстоит встретиться, Унгерн не имел ни малейшего понятия. Раньше он воевал или с партизанами, или с не многим отличавшимися от них войсками “буферной” Дальневосточной республики и считал, что регулярные части Красной Армии представляют собой примерно то же самое. Ему казалось, что в России все обстоит как при Керенском – банды мародеров, “штабы в вагонах”, не способные управлять ничем и никем, и такая же анархия, если не хуже. “Я это первый раз вижу, – признал он в плену, имея в виду организацию и боевые качества советских войск. – Я с “буфером” все время воевал. Получались белые газеты, но там говорится, что в Красноярске женщин по карточкам выдают, и тому подобные сведения”. Его спросили: “Вы этому верите?” Он ответил уклончиво: “Все может быть”.
Напротив, в Забайкалье неплохо были осведомлены о том, что творилось в Урге, и не в последнюю очередь – из харбинских газет. Унгерн говорил, что эти газеты “ненавидят его больше, чем красных”. Китайские беженцы и дезертиры тоже немало о нем порассказали. В городах барона боялись как огня, а на сочувствие крестьян тем более рассчитывать не приходилось. Семеновщину в этих местах еще слишком хорошо помнили.
На протяжении четырех месяцев истребляя мнимых большевистских агентов, до настоящих Сипайло так и не добрался. В Иркутске и Чите знали о приготовлениях и передвижениях Унгерна, но полагали, видимо, что дело не пойдет дальше пограничных провокаций с целью заманить советские войска в Халху, а затем обвинить Москву в покушении на ее независимость. Что он решится на открытое вторжение, мало кто верил. Такая авантюра лишила бы его всех политических козырей, да и в военном отношении представлялась абсолютно безнадежной.
Торновский рассказывает, что по дороге к границе дивизию нагнал прискакавший из Урги сотник Еремеев, агент барона в Хайларе. Он будто бы привез Унгерну письмо Семенова с предложением уступить Монголию китайцам и уйти в Маньчжурию; взамен Чжан Цзолин гарантирует им свое содействие при наступлении в Забайкалье. Унгерн, однако, на это не пошел и продолжил движение на север.
“Пожалуй, у него и не было другого пути, раз им была приведена в действие большая и сложная машина. Остановить и изменить ее работу было трудно без поломки”, – резюмирует Торновский, вспоминая при этом сентенцию о брошенном жребии и перейденном Рубиконе, которая в этой ситуации не кажется ни выспренней, ни банальной.
1 июня бригада Резухина, пройдя вдоль рек Темур и Желтура, первой перешла границу ДВР. Монголы, окончательно удостоверившись, что их ведут на войну с Россией, заупрямились было, но каратели Безродного, “взяв в сабли” первых попавшихся четырех всадников, подавили бунт в зародыше.
Глубокая разведка не велась; на следующий день, продвигаясь на север, Резухин обнаружил, что узкая, не более версты шириной, долина Желтуры перегорожена окопами с проволочными заграждениями. Командир 35-й дивизии, 24-летний латыш Константин Нейман стянул сюда три стрелковых полка с артиллерией, а на второй день сражения на помощь им подходит кавалерийский полк его тезки и ровесника, будущего маршала Рокоссовского. За этот бой Рокоссовский получит второй орден Красного Знамени, в приказе будет отмечено, что он “во главе кавполка врезался в самую гущу противника, лично зарубив девять человек”. У него три с половиной сотни сабель, но всего под станицей Желтуринской сосредоточивается до двух тысяч красноармейцев. Как отмечают советские сводки, унгерновцы в бою “проявляют большое упорство”, тем не менее прорваться в глубь Забайкалья им не удается. Ночью Резухин уходит обратно на юг, а затем поворачивает к востоку. Раненный в ногу Рокоссовский бросается в погоню, однако пехота за ним не поспевает. Оторвавшись от преследователей, проделав стремительный переход по монгольской территории, Резухин вновь пересекает границу, отбрасывает редкие красноармейские заслоны и устремляется к долине реки Джиды. На этот раз наступление идет успешно: его здесь не ждали.
Тем временем Баир-гун с чахарами [179]и частью монгольской конницы подошел к Кяхтинскому Маймачену, он же – Алтан-Булак. Чуть севернее, но уже по другую сторону границы, лежала старинная купеческая Кяхта, рядом – Троицкосавск. В сущности, это был один город, вытянутый вдоль тракта между Верхнеудинском и Ургой.
Маймачен находился на монгольской территории, частей ДВР там не было, лишь три-четыре сотни плохо вооруженных цириков Сухэ-Батора. Их воинские умения считались в высшей степени сомнительными, но Баир-гун не знал, что они усилены пулеметной командой и калмыцким эскадроном. В преддверии революционных потрясений в Халхе калмыков, хорошо зарекомендовавших себя в боях с Деникиным на Кавказе, заблаговременно перебросили сюда за неимением в Красной Армии собственно монгольских формирований.
31 мая в Маймачене состоялся митинг: Сухэ-Батору вручают какую-то “почетную саблю”, его цирики в строю присутствуют на этой торжественной церемонии, а спустя три дня чуть ли не четвертая их часть, стоявшая к югу от города, в поселке Ибицик, без малейшего сопротивления переходит на сторону Баир-гуна. Что произошло дальше, не совсем понятно. Не то чахары в едином порыве идут дальше – грабить Маймачен, где после двух недавних погромов все еще есть чем поживиться, и Баир-гун поневоле следует за движением масс, не то, воодушевленный легким успехом при взятии Ибицика, он сам отдает приказ об атаке, рассчитывая с налету, без поддержки главных сил, захватить резиденцию Сухэ-Батора и Народного правительства. Во всяком случае, днем 6 июня его конница оказывается на городских окраинах. Ядро ее составляют чахары, прочие – мобилизованные халхасцы, в том числе юноши и подростки из ургинской офицерской школы.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: