Леонид Юзефович - Самодержец пустыни

Эта дата фигурирует в переписке его двоюродных братьев Эрнста и Арвида Унгерн-Штернбергов, так что вряд ли в ней можно усомниться.

Франко-немецкий (гугенотский) род баронов фон Вимпфенов дал Франции двух знаменитых генералов – один возглавил армию, созданную жирондистами для борьбы с якобинской диктатурой в 1793 году, другой сражался с русскими в Крыму и с пруссаками под Седаном.

С началом Первой мировой войны дуэли в армии запретили, но когда в декабре 1917 года прапорщик Крыленко стал большевистским главковерхом, несколько офицеров через газеты послали ему вызов на дуэль, соглашаясь драться в любом месте и на любых условиях. Ответа, естественно, не последовало.

Это письмо можно счесть лишним доказательством того, что в судьбе цельных натур не бывает случайностей. Через пять лет одна из таких шансонеток, “цыганка” Маша, в качестве любовницы атамана Семенова будет серьезно влиять на политику атаманской Читы, а Будберг, заняв должность военного министра у Колчака, станет убежденным врагом семеновского режима.

Халха ( монг . щит), или Внешняя Монголия – Монголия в современных границах, в отличие от Внутренней Монголии, простирающейся к северу от Великой Китайской стены. Последняя до сих пор остается в составе КНР.

Русские вели себя не лучше. Профессора Томского университета Боголепов и Соболев, в 1912 году изучавшие в Урге перспективы русско-монгольской торговли, писали, что купцы-сибиряки “дешевые зеркала всучивали монголам за десятки рублей, шомполы продавали по такой цене, будто они сделаны из серебра, а за пачку иголок брали годовалого бычка”. Они же приводят фаталистическую монгольскую поговорку: “У купца искать правду, что у змеи – ноги”.

В то время в Монголии активно действовала германская агентура, а поскольку Унгерн был немцем, необычными обстоятельствами его увольнения в запас пристально интересовалась русская военная разведка (подробнее см.: В.Е. Чуров. Тайна четырех генералов. М. 2005. С. 364).

Через семь лет, во время похода в Монголию, Борис Резухин станет его правой рукой, командиром одной из двух бригад Азиатской дивизии. Что касается одолженного мундира, возврату он не подлежал. Привычка Унгерна одалживать без отдачи была хорошо известна, но кредиторы не возражали, зная, что в обмен всегда могут занять у него денег – тоже без возврата. Это выглядело как проявление бескорыстной дружбы, что для Унгерна было предпочтительнее.

К тому времени Джа-лама начал обнаруживать не только антикитайские, но и антирусские настроения. В начале 1914 года он был схвачен казаками прямо у себя в ставке и увезен в Сибирь. Некоторое время его продержали в томской тюрьме, где его навещал знаменитый путешественник, этнограф и собиратель монгольского фольклора Григорий Потанин. Цель визита кажется странной. Как рассказывал сам Потанин, он пытался разузнать у Джа-ламы подробности очень почему-то интересовавших его монгольских легенд о “людях с большими ушами”.

Интерес к Монголии и Тибету мог пробудить в нем и Густав Маннергейм, будущий маршал и президент Финляндии, в 1906–1907 годах посетивший Амдо и Тибет в качестве русского разведчика. По мнению В.Е. Чурова, они были знакомы с юности, поскольку старший по возрасту Маннергейм состоял в дружеских отношениях с семьей отчима Унгерна, Оскара Хойнинген-Хюне.

Эрнст Унгерн-Штернберг должен был вспомнить этот разговор, узнав, что в 1919 году его кузен женился на маньчжурской принцессе.

На рассказ Кряжева, записанный в 1921 году, повлияли широко известные в Монголии истории о борьбе Унгерна с пьянством, но сам он отказался от алкоголя лишь в годы Гражданской войны – не то еще в Забайкалье, не то непосредственно перед походом на Ургу.

В издании 1993 года далее говорилось: “Этот тип личности характерен не столько для тиранов патриархального толка, пусть даже самых кровавых, сколько для творцов тотальных утопий”. Такого рода обобщения типичны для того времени, когда слово “утопия” казалось универсальным ключом ко всей истории XX века.

Сообщено проживающей в США Верой Хатчер, правнучкой барона П.А. Витте, который в 1921 году занимал должность советника при правительстве Богдо-гэгена.

В краткой биографической справке, предваряющей “Результаты опроса” пленного барона, сообщается, что за избиение комендантского адъютанта он был приговорен “к трем годам крепости”, но вышел на свободу осенью 1917 года, т. е. после прихода к власти большевиков. Недавно Е.А. Белов задался вопросом: какова цель этой фальсификации? “Видимо, – пишет он, – хотели придать образу Унгерна негативный оттенок: мол, он пьяница и драчун, Октябрьская революция вызволила его из крепости, а он, неблагодарный, борется с советской властью”.

После того как в 1915 году курды вместе с турками ненадолго заняли Урмию, они насиловали четырехлетних ассирийских девочек, которые тут же умирали, а женщин обливали керосином и сжигали живьем. Вообще здесь даже в регулярных армиях очень быстро перестали действовать табу, в той или иной степени сохранявшиеся на европейских фронтах. Курдские разбойники отрезали головы русским солдатам, но и русские сажали пленных курдов на кол или вешали на деревьях вниз головой.

Англичане обещали три тысячи фунтов тому, кто доставит Васмуса живым или мертвым, а через два года за его голову сулили уже в пять раз больше. Его морская разведка, состоявшая из рыбачьих суденышек в Персидском заливе и связанная с германским подводным флотом, нанесла колоссальный урон идущим из Индии британским транспортам. Лишь к осени 1918 года, когда из Европы стали доходить слухи о том, что Германия близка к поражению, акции Васмуса у местных племен начали падать. После Версальского перемирия Ахрам предусмотрительно посоветовал зятю бежать; тот внял совету и скрылся. Это последнее, что о нем известно.

В апреле 1917 года был издан приказ о выделении из частей солдат-инородцев для создания национальных формирований. Тем самым для многих открылась возможность легально покинуть опостылевшие окопы и отправиться в тыл. “После такого приказа мы рисковали не найти ни одного русского человека во всей нашей армии”, – резонно замечает Семенов.

Этот буддийский символ вечного круговорота жизни был эмблемой Монголо-Бурятского конного полка имени Доржи Банзарова, чьим шефом считался Семенов.