Мария Кашуба - Георгий Конисский

Силлогизм может быть составлен согласно всем правилам, с учетом всех требований, однако, если вывод противоречит истине, такой силлогизм не дает истинного знания: «Никакое знание не может считаться достоверным, если интеллект не удовлетворяется в выводах даже лучшими силлогизмами» (там же). Профессор твердо убежден, что «вопреки истине невозможно сконструировать правильный силлогизм» и «ни Фома Аквинский, ни ученый доктор Скот, ни Иоанн Кальвин, ни ангелы, ни даже сам мудрейший бог не могут выковать правильные аргументы, чтобы я убежденно подтвердил истину. Если бы это случилось — что вообще невозможно — сам бог сотворил бы вопреки чему-либо, как-то евангельской догме, силлогизм и объявил бы, что он правильный и совершенный, — я бы резонно заметил: значит, неистинно твое Евангелие» (там же, 115). Он признает, что могут быть положения, истинность или ложность которых нам трудно доказать (например, положения Аристотеля и Зенона о непрерывном), однако трудности эти лишь кажутся неразрешимыми, «потому что острием мысли не можем пронзить отдельные тайны природы» (там же, 116). Практика, чувственный опыт — вот где подтверждается и проверяется, по мнению Конисского, истинность.

Таинственность многих явлений и многообразие мира приводят к тому, что человек не может в равной мере все познать. О многих явлениях и вещах у нас может быть только представление или догадка. Знание Конисский характеризует как «определенное познание необходимой вещи посредством ближайшей причины», представление же — «познание с предостережением несуществующей вещи или существующей, но не из ближайшей причины, а из определенных случайностей» (там же, 109). Знание мы можем получить о вещах, необходимо существующих в природе; представление же — и о существующих, и о тех, которые никогда не существовали и существовать не будут. Характерный признак знания — определенность, представления — неопределенность или «предостережение». Вопреки Аристотелю, отрицавшему, что интеллект может иметь одновременно о какой-то вещи определенное знание и представление, Конисский убежден, что «акты знания и представления могут быть вместе в одном интеллекте об одном и том же объекте как различные ступени овладения им» (там же, 110). Знание — необходимая ступень, представление — вероятная, и они могут существовать вместе. Подлинное знание можно приобрести только путем обучения и из многолетнего опыта.

Познавательные операции разума Конисский связывает с языком. В языке — мире знаков отражается мир вещей. «Обозначать — это не что иное, как быть знаком какой-то вещи» (там же, 9). Язык Конисский делит на внутренний и внешний. Внутреннюю речь изучает логика, внешнюю — грамматика. Связь внутренней и внешней речи ярко отражает связь трех терминов: термин ментальный (terminus mentalis) — само понятие, созданное разумом; термин словесный (terminus vocalis) — слово, называющее это понятие; и термин письменный (terminus scriptus) — знак того же понятия, выраженный буквами.

Высказывая безграничную веру в силу человеческого разума, Конисский в то же время понимает историческую ограниченность познания. Сам он, не стесняясь высокого профессорского звания, откровенно признается слушателям в том, чего он не знает (например, вопрос о происхождении и природе форм, о природе бесконечного). Однако он глубоко верит в возможности науки и всячески побуждает своих слушателей к познанию тайн природы.

Положительные моменты теории познания Конисского созвучны с теорией познания М. В. Ломоносова и других отечественных прогрессивных мыслителей того времени. Самое важное в этой теории — высокая оценка роли ощущений, чувственного опыта и разума как орудия научного познания. Продолжая и углубляя лучшие традиции Академии, Конисский решительно ограничил в познании значение авторитетов как самого Аристотеля и схоластов, так и Священного писания, выдвинув категорическое требование научно доказательного знания.

Среди известных нам отечественных курсов философии, Киево-Могилянской академии в частности, курс Георгия Конисского — первый курс, использующий широкий экспериментальный материал. Профессор вплотную подошел к размежеванию науки и религии, выступая за приоритет опытного знания над божественным откровением. Тенденция материалистического сенсуализма в теории познания Конисского выступает как оппозиция идеалистическим спекуляциям в духе «врожденных идей»; умеренный номинализм его учения об универсалиях — оппозиция схоластическому реализму с его онтологизацией общих понятий и превращением их в самостоятельные сущности. Своим отношением к научному знанию Конисский, несмотря на сан и должность, способствовал очищению сознания своих слушателей от засилья слепой веры.

центре своего этического учения Конисский ставит вопрос о ценности и смысле жизни. И это не случайно. Упадок и разложение феодального уклада во времена Конисского приводят к упадку и обесцениванию ценностей феодально-церковного мировоззрения. Уходит в прошлое идеал отрешенного от мирских забот монаха, уповающего на божьи милости. Развитие торговли, ремесел, мореплавания, рост интереса к научному знанию выдвигают идеал любознательного человека, занятого «мирской суетой», человека, интересного своими знаниями, ценного своей полезной деятельностью. Эпоха раннего капитализма превозносит разум человека, воспевает радости земной жизни. Конисский определяет предмет этики, сообразуясь с этими требованиями времени: «Этика — наука практическая, касающаяся действий человека, направленных к моральному добру или согласованных со здравым смыслом» (5, 119).

Конисский — один из немногих профессоров Киево-Могилянской академии, кто включил в свой философский курс этический раздел. Этот раздел в отличие от трех остальных — логики, натурфилософии и метафизики — не считался в Академии обязательным. Профессор мог на свое усмотрение включать или не включать теорию морали в преподаваемый им курс. Судя по оставшимся записям, Г. Конисский придает этике большое значение. Он излагает ее не в конце курса, как это обычно делалось (если оставалось время), а непосредственно после раздела логики, отодвинув в конец метафизику. Для него этика — теоретическое обобщение моральных норм и принципов — самым тесным образом связана с жизненной практикой. Такое понимание этики имело свои корни в античности, особенно у Аристотеля.

Опираясь на этику Аристотеля, отдельные положения которой были углублены гуманистами эпохи Возрождения, Конисский определяет основные обязанности этой науки: «обязанность этики, руководящей действиями человека, — искать и учить, в чем заключается наивысшее добро, или блаженство и счастье. Оно может проявиться лишь путем раскрытия того, что человека наиболее совершенствует» (там же, 126).