Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Утро выдалось на редкость ясным, солнечным. Радужно сияла листва каплями осевшего за ночь тумана. Яков Петрович, как всегда, объехал место работы, побывал в охранении и, помня разговор с Муссой, незаметно поглядывал на тот холм, где его должен был поджидать джигит-стрелок.

«Может, не ехать? — требовала осторожность. — Береженого бог бережет». Но не поехать — значит показать и врагу, и своим офицерам, что напуган.

«Ну уж нет! Угрозами нас не испугаешь!..»

— Дай-ка ружье! — сказал он Вязникову. Это было его любимое оружие, отменного боя, из которого он издали поражал малозримые цели. Он зарядил его, три патрона положил про запас.

— Оставайся и следи за мной, — приказал Авдею. Положив ружье на седло, направился к опасному месту.

Холм находился в двустах саженях от опушки, у края крутого склона. Внизу затейливой лентой вилась горная речка, бравшая начало из ледника; за речкой опять был крутой склон, на котором, как гнезда ласточек, тесно лепились сакли аула. Позади и правей холма тянулся лес, где казаки расчищали просеку для будущей дороги. Слева от холма возвышалось нагромождение глыб, которые каждый раз, когда он направлялся к холму, заставляли настораживаться.

Взбираясь на холм, он незаметно разглядывал эти камни: чутье подсказывало ему, что стрелок засел там и ждет момента, чтобы выстрелить. Однако вокруг было тихо. Он был уже наверху, на площадке, с которой любил наблюдать аул, когда что-то заставило его оглянуться влево. Ему показалось, что между глыб мелькнула тень.

Резкий удар в грудь едва не вышиб его из седла. И тут же прогремел выстрел. Многократно по горам прокатилось глухое эхо. Боль от удара пронзила все его тело. Он схватился за грудь, но сознание опасности подхлестнуло его к действию. Превозмогая себя, вытащил ногу из стремени. Вскинул ружье, прицелился, упираясь локтем в ногу как подпорку. Он наловчился так стрелять из ружья. Лошадь послушно замерла.

«Спокойно… Спокойно». — Он подвел мушку к месту, где мелькнула тень.

Вот меж камней показалась шапка, он нажал на крючок…

Пуля разорвала чекмен, ударила, оставив на теле багряно-сизое пятно. И ни единой кровинки: в кармане чекменя оказался расплющенный пулей серебряный рубль. Бакланов мысленно благодарил судьбу за счастливый исход поединка.

Как ни ходила слава о полке и его смельчаке командире, однако нашлись завистники, настрочившие на Бакланова донос. Обвиняли и в излишней самочинности, и в крутости характера, и в злоумышленной расточительности. Сообщили даже, что без разрешения начальства он заимел в полку непредусмотренную штатным расписанием ракетную батарею.

В полк для проверки прибыл сам Воронцов. Почти неделю прибывшие с наместником генералы и офицеры дотошно проверяли подразделения. И вот, наконец, выслушав всех, Воронцов объявил заключение.

— Хороший полк, господа. Я лично доволен результатами осмотра. И люди выглядят молодцами, и кони выхолены, и выучка казаков высокая.

— А батарея, ваша светлость? — подал голос сопровождавший Воронцова генерал Нестеров. Полк Бакланова входил в его подчинение, и ему лестно было слышать похвалу самого наместника.

— О-о, батарея — это удивительно! Она не уступит ни одной артиллерийской части у нас на Кавказе. Одним словом, полк высокой боевой способности. Таково мое заключение.

— Приходится сожалеть, что нынешней осенью подполковник Бакланов от нас уходит, — произнес Нестеров. — Сменяется, отбыв свой срок.

— Разве 20-й полк уходит?

— Совершенно верно.

— Ну что ж, закон есть закон. Его нужно строго блюсти. А вот командира, этого богатыря, не стоило бы отпускать. Вы как, полковник, согласны по моей просьбе продлить на Кавказе службу?

— Я — подполковник, ваша светлость, — осмелился поправить князя Бакланов.

Воронцов усмехнулся:

— Запомните: наместник Воронцов не имеет привычки ошибаться не только в людях, но и в чинах. С сего часа — вы полковник. Так вот, — он обернулся к генералу. — Отпишите от моего имени донскому атаману мою просьбу об оставлении Бакланова на Кавказе сверх срока…

Через несколько дней бумага была направлена на Дон. Однако донской атаман Хомутов не решился нарушить установленный порядок. Он ответил, что в наряде чинов должна соблюдаться строгая очередь и что по утвержденным Его Величеством правилам полковым командирам, прослужившим на Кавказе три года, не дозволяется оставаться на вторичный срок.

— Этот Хомутов чистейшей воды формалист, — с неудовольствием заметил Воронцов, непривычный к отказам в своих просьбах. — Сделайте от моего имени представление военному министру, чтобы Бакланова оставили на Кавказе. Неужели в Петербурге не понимают, какая у нас назревает обстановка! Не сегодня-завтра вспыхнет война с Турцией. Нам не хватает отличных командиров. И нельзя таковыми бросаться!

Вместе с официальным запросом из Тифлиса в столицу ушло личное письмо Воронцова военному министру Чернышеву. В нем он писал: «Передайте, дорогой князь, Государю, что я умоляю Его оставить нам Бакланова. Этот человек дорог нам за свою замечательную храбрость, за свой сведущий ум, за военные способности, за знание мест, где он служит, за страх, который он внушил неприятелю».

Вскоре пришел ответ. Военный министр Чернышев писал: «Его Величество, находя, что хотя и установлено правило не дозволять командирам донских полков оставаться на Кавказе лишние сроки, но во внимание к особому ходатайству вашему, Всемилостивейше разрешить соизволения назначить полковника Бакланова командиром того донского полка, который должен быть выслан в сем году с Дона на смену полка № 20, о чем немедленно объявляю и наказному атаману Донского войска» [8] «Донцы XIX века». Новочеркасск, 1911, с. 36–37. .

И вот на плацу выстроены лицом к лицу два полка: старый, убывавший на Дон, и прибывший оттуда на смену новый, 17-й, поступающий под начало Бакланова. Вот она, последняя минута прощания. В памяти уходящих казаков навечно останутся воспоминания о горячих схватках, боевых походах, погибших товарищах, о тех лишениях и невзгодах, какие пришлось испытать.

— Полк! Сми-ир-рно-с!

Яков Петрович медленно объезжает сотни, прощается почти с каждым казаком, называет его не только по фамилии, но и по имени. Со многими он побывал плечом к плечу в нелегких переделках, делил пополам кусок хлеба. А такое не только помнится, но и сближает, роднит.

Прибывший с 17-м полком подполковник Куропятов нетерпеливо поглядывает на часы. Он должен вести назад 20-й полк и торопится раньше выйти в поход.

— Дозволь, подполковник, в последний раз мне скомандовать боевым товарищам, — говорит Бакланов.

— По-олк, в походную коло-ону-у, ма-арш-ш!