Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

— Болен… Не видишь?.. Лихорадка… Совсем замучил… Зачем трогать? — убеждал Садык.

— Ладно. Пусть лежит.

Бандиты пробыли у колодца до вечера, и все это время Михаил Дмитриевич в напряженном ожидании прислушивался к голосам и каждую минуту ждал приближения бандитов. Конечно, так просто он в руки им не дастся, будет биться до конца. Но разве одолеешь всех? Да и остальных не пощадят. А на помощь рассчитывать не приходится…

Едва отряд Мургаба скрылся за барханами, удаляясь к колодцу Ортакуй, как вся группа Скобелева была на ногах.

— По коням! Марш-марш назад!..

На седьмой день они возвратились в Хиву.

О результатах поездки Скобелев докладывал самому Кауфману.

Тот слушал его, не перебивая, бросая короткие взгляды на лежащую перед ним карту.

— Следовательно, красноводский отряд возвратился с пути не без основания? — спросил генерал, когда Михаил Дмитриевич кончил.

— Совершенно верно. Не сделай они этого, все погибли бы.

— Ну что ж, вы справились с задачей блестяще. Свои прежние ошибки вы исправили, но уважения моего, увы, пока не вернули. Так-то, господин Скобелев.

И все же генерал вынужден был вручить Скобелеву Георгиевский крест 4-й степени за смелый поиск. Отмечены были и его сподвижники.

Но завершении Хивинского похода Скобелеву предоставили длительный отдых для лечения. Не теряя времени, он поспешил в Петербург.

Мария Николаевна встретила его со слезами:

— Наконец-то!.. Жив!.. Мне столько за тебя пришлось пережить! Я все знаю… Все!.. Как же я извелась душой!

— Но теперь все позади. Видишь, живой, невредимый… Впрочем, немного повредило, но то не в счет.

Незаметно пролетела неделя, как вдруг за столом он объявил:

— Мне предстоит поездка во Францию.

— Это еще зачем? — рука отца повисла в воздухе.

— Во Францию? Лечиться можно и тут, — возразила мать. — Поезжайте в Крым.

— Миша, — только и произнесла Мария Николаевна.

— Меня не море привлекает.

— А что же? — насторожилась мать.

— Зачем тебе Франция? — поддержал ее отец.

— Не Франция меня привлекает. Из нее я легче попаду в Испанию.

— В Ис-па-нию-ю? — едва выговорила Мария Николаевна. Об Испании в эти дни не было разговора.

— Послушай, Михаил, что это за прихоти такие! — повысил голос отец. — Чем они вызваны?

— Ну, хорошо, объясню. Только поймете ли. Дело в том, что в Испании сейчас развернулся клубок событий, на который прелюбопытно взглянуть вблизи…

— Но там же, кажется, война, — нерешительно произнесла Мария Николаевна. — Только выбрался и снова…

В Испании, действительно, шли частые схватки между правительственными войсками и отрядами народных повстанцев.

— Тебя интересуют эти стычки? — пожал плечами отец. — Эка невидаль! Или своего опыта не хватает?

— Меня интересует тактика повстанцев. Узнать, в чем их сила? Какая организация? Чем вооружены, как лучше применять оружие и, естественно, тактику в подобных условиях. Прелюбопытного тут очень много.

— Для чего тебе все это? Ну, объявился дон Карлос, собрал вокруг себя недовольных, а ты пытаешься возвести его в ранг полководца, чуть ли не Блюхера.

— Блюхера? Нет уж, уволь меня, отец! Я далек от мысли считать великим этого старца-пруссака. Ты ведь знаешь, что, не будь у него талантливого начальника штаба, не было бы и Блюхера. Блюхер пожинал плоды трудов начальника штаба, светлая голова которого разрабатывала планы сражений, да вовремя подсказывала что делать, а от чего воздержаться. — К Блюхеру Михаил Дмитриевич относился с явной неприязнью, и слова отца задели его.

— Ну, хорошо, хорошо, — произнес отец. — Ты отвлекся. Хотел что-то сказать об испанцах.

— Об испанских повстанцах, — уточнил Михаил Дмитриевич: — мне думается, что приверженцы дона Карлоса или, как их называют, карлисты — не есть банда. В них нужно усматривать гораздо большую силу, возможно, силу народа. Такая же сила зреет и на Балканах. Пройдет немного времени, и там тоже возникнет нечто подобное. Только на Балканах будет сражаться народ против турецкого ига. И определенно мы, русские, братья болгар по крови и вере, придем им на помощь. Вот тогда-то и пригодятся наблюдения.

— Уж не собираешься ли ты на Балканы? — отец испытующе посмотрел на сына из-под седых кустистых бровей.

— Если там запылает, непременно вызовусь. И почитал бы за честь организовать ополчение.

Отец, выбив хлопком папироску, продул мундштук, поднялся и прошелся по комнате. Ему недавно исполнилось пятьдесят три года. Он старался не терять выправки, однако годы брали свое и следы их проступали и на отечном лице, и в голосе, фигуре, полноватой и слегка ссутулившейся. Он и поныне продолжал службу в чине генерал-лейтенанта и в должности генерал-инспектора кавалерии.

— В ополчение рваться не советую. Хотя и почетно, но малоперспективно. Тебе, офицеру Генерального штаба, следует держаться армии и быть на командных должностях. Штабов тоже остерегайся, обходи их. Служба там, сам знаешь, не весьма благодарная, хотя и требует ума да старания.

— Знаю, только обходить не так уж просто.

— А если уж попадешь, то не засиживайся… Кстати, слышал, что на тебя представление послано, на полковника. Говорю потому, чтобы там, в Испании, был осторожен. Сам себе не навреди.

Отец радовался успехам сына, но и немало тревожился, зная его неуравновешенность, горячность, даже лихую бесшабашность.

И был тяжелый, неприятный разговор с женой:

— Неужели, Мария, ты не можешь меня понять? Это же нужно для дела, которому служу.

— Я тебя поняла. Ты просто во мне не нуждаешься. Для тебя служба выше семьи. Все во мне протестует. Так больше не может продолжаться.

Во Франции Михаил Дмитриевич пробыл недолго, с нетерпением ждал вестей из-за близких Пиренеев. Там, в Испании, шли бои. Страна переживала бурное время. Полтора года назад карлисты вновь подняли восстание, которое вскоре переросло в войну. Она охватила пространную территорию Басконии, Наварры, Каталонии. Численность повстанческих отрядов превысила сто тысяч человек, объединенных в три армии.

Страсти в немалой мере подогревали при поддержке Ватикана католическое духовенство и местные феодалы, оказывая влияние на слепо идущее за ними население многих городов и деревень.

Плохо вооруженные, необученные, со слабым командным составом повстанцы одерживали одну победу за другой.

Михаил Дмитриевич выехал к границе без определенного плана, не ведая, как попадет к повстанцам, где их найдет. Он больше надеялся на случай. Единственное, что решил — не выдавать себя за русского и, конечно же, за офицера. В цивильном костюме он выдавал себя за путешествующего француза. Французский язык он знал отменно.