Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Миновав границу, дилижанс, в котором он ехал, потащился по горной дороге. Путь был тяжелым, утомительным, лошади плелись кое-как, а попутчик, испанский купец, развалясь рядом, сладко посапывал. Михаила Дмитриевича и самого клонило в сон. Не в силах побороть усталость, он незаметно заснул.

Проснулся от голосов. На подножке дилижанса стояли двое, а третий, с зеленой косынкой на голове, восседал на козлах рядом с кучером. Чернявые незнакомцы, подвижные, с острым взглядом быстрых глаз, походили на дорожных разбойников. В довершение у каждого за широким поясом торчали пистолет и нож.

— Что надо господам? — подался вперед Михаил Дмитриевич. Купец дернул его за полу сюртука, предостерегающе прошипел:

— Бандитто. — И подвинулся к краю сидения, где находился его саквояж.

Тот, который сидел на козлах, толкнул локтем кучера в бок и что-то стал говорить. Потом вырвал из-за пояса пистолет и ткнул стволом. Кучер притих, стегнул лошадей. У развилки дилижанс свернул с основной дороги и покатил по неширокому проселку с рядами деревьев справа и слева.

— Не волнуйтесь, господа. Мы едем, куда нужно, — предупредительно сказал один из стоявших на подножке.

И Михаил Дмитриевич понял, что это и есть повстанцы, к которым он намеревался попасть.

Экипаж прикатил в небольшое селение, дома которого лепились на лесном склоне, а само селение с затейливыми строениями напоминало курортное местечко. Пассажиров под охраной провели к дому с колоннами.

В комнате трое мужчин: у них загоревшие лица, у каждого смушковая шапка, недоверчиво-пронизывающие взгляды.

Вначале они допросили купца, заглянули в саквояж. Обнаружив пачки денег, половину отобрали, а купца отпустили. Михаила Дмитриевича допрашивали с пристрастием: кто он, куда едет и зачем?

— Я представитель французской газеты, журналист, — объяснял он, придерживаясь надуманной версии. — Прежде чем писать о ваших делах, хотел увидеть все сам. Лучше один раз увидеть, чем сто — услышать.

Его слушали, но он видел по выражению их лиц, что не верили, подозревали, что он совсем не тот, за кого себя выдает. С недоверием листали его французский паспорт. (Паспорт в самом деле был липовый.)

— Вы — военный, это видно по вас, — сказал один из повстанцев. — Не пытайтесь скрыть. Вы — не журналист, предполагаю, что вы не только военный, но и немалый имеете чин, колоннелло.

— Что вы, господа! Какой же я полковник? Могу ли в свои годы иметь такой чин?

— Вы согласны вступить в наши ряды? — предложил третий.

— Нет, воевать ни за вас, ни против вас не желаю.

— Тогда вы — шпион! Хотите все выведать и потом сообщить нашим врагам?

Дело принимало серьезный оборот. «Не хватало еще предстать перед полевым судом. Там разговор короток».

Ночь Скобелев провел в отдельной комнате, под охраной. Сменявшиеся часовые смотрели на него, как на преступника, и готовы были стрелять при малейшем намеке на бегство. На следующий день его направили в штаб повстанческой армии под охраной чуть ли не полувзвода. Там с большим трудом ему удалось убедить армейского начальника, что он вовсе не шпион.

Но кличка «колоннелло» к нему прикипела. В подразделениях его принимали за полковника, охотно вступали в разговоры на военную тему, вводили в планы предполагаемых действий и даже спрашивали советы.

Армия собиралась дать сражение и спешно к нему готовилась.

Бой вспыхнул внезапно, на рассвете, и в полдень достиг кульминации.

Наблюдая за боем на склоне горы неподалеку от вползающей в ущелье дороги, Скобелев видел, как находившийся справа повстанческий отряд снялся с позиции и стал, отстреливаясь, отходить к ущелью. Вначале соблюдался порядок, — это он отметил наметанным глазом, потом людей охватила паника, и все бросились бежать. Он понимал, что паника может разрастись, как снежный ком, докатится сюда, и тогда людей уж ничем не остановить. А за ним последуют бесчисленные, неоправданные потери. Забыв о своей роли постороннего наблюдателя, он бросился к дороге.

— Стой! — закричал он отходившим, угрожающе размахивая кулаком. — Остановиться всем! Стоять на месте!

Но его никто не слушал, человека в цивильном костюме и безоружного.

Мимо промчался в черной накидке мужик, держа карабин как дубинку. Он и не взглянул на него.

— Стой, мусье! — закричал он усатому. Тот, видимо, был командиром, потому что озабоченно оглядывался и кричал что-то ближним повстанцам.

— Вам что, сеньор, нужно? — спросил тот.

— Черт бы тебя побрал! Почему бежите?

— Вы есть капо?

Михаил Дмитриевич знал, что капо означало — начальник.

— Конечно, капо! Гранде капо!

— A-а, большой начальник, — догадался усач. — Слушаю вас. Что прикажете?

— Остановить всех здесь! Не то гибель всем!

— Си, сеньор! — отдал усатый честь и, обернувшись, скомандовал: — Всем ко мне!

— Ложись туда! И туда! — указывал Скобелев места подбегавшим повстанцам. — Всех, всех заставь залечь! А ты сними свою хламиду! — увидел он повстанца в огненно-красной накидке. — Подстрелят, как зайца!

— Си, колоннелло! — закивал тот и поспешно сбросил накидку с плеч.

Повстанцы залегли.

— А теперь кати сюда пушку! И картечь давай! — скомандовал он усатому.

Орудие подоспело вовремя: на залегших пошла в атаку пехотная цепь, но когда она приблизилась, ударило из укрытия орудие.

По возвращении в Париж Михаил Дмитриевич поселился в знакомой гостинице. Среди ночи его разбудил стук в дверь.

— Что надо?

Перед ним стоял гарсон, заспанный мальчишка в ливрее.

— Мсье, вам телеграмма. Портье сказал, чтобы я немедленно вручил.

«Неужели что-то случилось дома?» — кольнула тревожная догадка. Он развернул бланк. Прочитал короткий текст, потом снова, и сон разом слетел. Достав из кармана мелочь, протянул мальчишке.

— Спасибо, малыш! Будь здоров!

Телеграмма от отца: «Поздравляю новым чином. Немедленно возвращайся».

«Вот уже и полковник, — отметил он. — Последний офицерский чин, за которым генеральские погоны».

О них он мечтал, потому что генеральское звание открывало возможности к большим и самостоятельным действиям.

Служба в Туркестане, трудная и опасная, способствовала продвижению. Она дала результаты.

— Ну что ж, в дорогу, так в дорогу, — высказал он вслух.

В тот же день, повинуясь воле отца, он выехал на родину.

А между тем своими делами Скобелев обратил на себя внимание европейских военных наблюдателей. Его успехи в Туркестане и пребывание у испанских повстанцев не осталось незамеченным. Особенно ревностны были англичане, чьи интересы сталкивались с российскими в Средней Азии. Они видели в нем незаурядную личность с задатками большого полководца.

Интересовались им и разведчики Германии и Франции. Там тоже зорко следили за российской армией и ее военачальниками.