Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

— Неужто разбился? — посочувствовал Яков Петрович.

— Не-е, удержался на уступе. Только сам не мог выбраться. Кричал: «Выручайте!» Двое бросились на помощь, а под одним камень вывернулся, и он вниз, в пропасть… Царство ему небесное, — бородач перекрестился.

— А штабс-капитан? Что с ним? Выручили?

— Выручили. А как же иначе? Сняли с убитых турок пояса, связали их, по ним спустились. Когда поднимали раненого, турки подстрелили нашего одного. А штабс-капитана спасли. Выручка в бою — святое дело.

— Когда ж Анапу взяли?

— Вскорости и одолели…

В военном бюллетене о сражении за Анапу сообщалось, что солдаты, казаки, матросы проявили необыкновенное мужество и упорство. С 3 мая по 22 июня они не знали покоя круглые сутки. Днем стояла ужасная жара и негде было укрыться от палящего солнца. Палатка имелась лишь у Меншикова, в лазарете для раненых устроили навес из судовых парусов. На много верст в окрестности — ни одного деревца. У войска не было ни свежей говядины, ни сколько-нибудь сносной провизии. Испытывали недостаток в воде: в близлежащей речке она по вкусу напоминала болотную. Рыли колодцы, но и там она оказывалась горько-соленой, непригодной для питья. От недостатка воды и скудной пищи люди болели, и многих отправляли по морю в Севастополь. Недоставало и дров для варки пищи: лес находился в отдалении, у неприятеля.

К полудню Яков Петрович и казак-черноморец проехали немногим более половины пути.

— Передохнем в этой рощице, — указал Яков Петрович на зеленевшую в лощине кущу.

— Стой! Кто такие? Сказывай пропуск! — окликнул их солдат-дозорный. — В балку приказано никого не пускать. Эй, Митрий, поди-ка!

Из чащи показался второй, заспанный солдат. Во всю щеку шрам.

— Кто таковские? — он уважительно посмотрел на серебряные кресты хорунжего.

— В Прочный вот они едут. А я с ними, — пояснил казак-черноморец. — Решили передохнуть.

— Отдыхайте, тут и родничок есть, — изуродованная щека вместе с губой перекосилась.

— Это кто ж тебя? — полюбопытствовал черноморец.

— А-а, — отмахнулся тот. — Под Анапой пуля поцеловала.

— Стало быть, и ты там был! Тогда мы родственники.

Не расседлывая коней, Яков Петрович и казак направились к ручью, долго мылись в холодной воде. Подошел первый солдат и тоже стал разуваться.

— Как служба? — спросил его Бакланов.

— А что служба? Идет помаленьку. Погода вот только уж больно гнилая. Осенью да зимой дожди одолевают, а с ними сырость. А летом зной, не приведи господи. Лихорадка, черт бы ее побрал, мучает, да поносы. Много болеет нашего брата.

— Сам-то родом откуда?

— Из-под Киева я, с села Каменка. Может, слышали. Оттуда мы, Осиповы, там Осиповых полсела. Не бывали в наших краях?

— Не приходилось. Сам-то воевал?

— Как не воевал! Под Баязетом медальку вот заслужил.

— А как здесь? Спокойно?

— Какой там! Спать ложишься, ружье под бок, того и гляди жди нападения. Сельчане идут в поле на работы, а ты охраняешь. Стоишь с ружьем, зришь, чтоб на них не напали. Неспокойный край.

— А под Анапой был?

— Не довелось. Вот Митрий там бывал, он там скрозь все исползал.

Архип Осипов и его напарник служили в старейшем Тенгинском пехотном полку, батальоны которого несли службу на Кубанской линии. Один батальон полка располагался у моря, охраняя побережье, где нередко появлялись турецкие торговые суда. Они доставляли ткани, соль, сафьян, различную утварь, украшения, словом, все, в чем нуждалось население. С побережья вывозили иной товар: мужчин — на рудники Трапезунда, женщин — в гаремы. В последнее время продавали на турецкую сторону захваченных в схватках русских солдат.

Прощаясь, Яков Петрович пожелал солдатам удачи да добрых дел.

— Авось еще увидимся, Архип Осипов.

— Непременно, ваше благородие. Гора с горой не сходится, а человек с человеком — завсегда. В одном отряде-то числимся.

Это было и в самом деле так. Полк, в котором предстояло служить Бакланову, входил в отряд, где кроме Донского, были еще полки Черноморского, Хоперского и Ставропольского казачества, а также подразделения Тенгинского полка.

Командир полка встретил Бакланова не очень любезно. Не приглашая сесть, стал расспрашивать о службе, о сражениях, в которых довелось участвовать прибывшему, поинтересовался отцом. Яков Петрович понял, что командир полка подозревал в успешном продвижении по службе сына Бакланова-старшего. Остался недовольным, что новичок не служил на Кавказе.

— Край здесь дикий, не то что Балканы, и с населением нужна осторожность, — поучал он. — Для мусульман — мы иноверцы, стало быть, чужие. Выезжают в поле наше поселенцы, а мы их охраняем, а когда сами на рубке леса или на работах, то топор в руке, а оружие за спиной. Не все, конечно, против нас, но и одного мятежного отряда достаточно, чтобы вызвать в округе тревогу.

Заканчивая разговор, полковник сказал:

— Два дня вам на обустройство, а потом представлю офицерам и вступите в должность.

Приезд Бакланова был для офицеров не очень желательным. Прибыл-то он с повышением, должен принять под свое начало сотню и тем притормозить повышение местного кандидата. Не вызывала симпатии и внешность новичка: словно глыба и без улыбки. Вскоре к нему на квартиру пришел есаул, сказал, что офицеры просят прибыть его на пирушку.

— Непременно приходите, не то обидите всех отказом.

— Буду, — пообещал новичок.

А к вечеру денщик предупредил Бакланова:

— Вы, ваше благородие, будьте поосторожней. Слышал, будто ноне затевается против вас недоброе.

— От кого слышал?

— Есаулов денщик намекнул. Говорил, мол, крестины затевают.

Безудержный в бою, Яков Петрович в мирной жизни был нетороплив, рассудителен и казался добрым увальнем. «Мухи не обидит», — с уважением говорили о нем подчиненные.

«Крестины затевают. Ну что ж, пусть попробуют. Мы тоже шиты не лыком», — мысленно рассуждал сотник, направляясь в гости. К его приходу пирушка была в разгаре.

— Господа офицеры! Прошу любить и жаловать назначенного в наш славный полк героя балканских сражений сотника Якова Бакланова, — объявил есаул.

— Штрафную ему! Штрафную! — послышались голоса.

Круглолицый хорунжий поспешно налил из бутылки в кружку вина.

— Отставить! — скомандовал тамада. — Где рог? Подать сюда рог!

— Да, да, пусть пьет из рога!

В рог вошло почти пять кружек вина, но Яков Петрович не стал отказываться. Взял рог в обе руки, стал неторопливо пить.

— До конца!.. До последней капли!.. До донышка! — требовали от него.

— Все! Штраф уплачен, — добродушно улыбаясь, он перевернул рог.

— Ему надобен еще один! — воскликнул сидевший напротив офицер с щегольскими усиками и потянулся к рогу.