Булач Гаджиев - Дочери Дагестана

Успех фильма был колоссальным. Джонрид Ахмедов пишет, что «Крылья холопа» успешно прошли по экранам США, Англии, Франции, Германии, Прибалтики, не говоря уже о прокате в Советском Союзе.

В 1927 году Софиат Аскарова в Узбекистане снялась в фильме «Чадра». Играла она и в других картинах, пока продолжалась эпоха немого кино. Но дальше дело застопорилось. Для этого имелись причины. Чтобы объяснять, что же произошло, я должен рассказать о самой актрисе.

Софиат Аскарова была необыкновенно мнительна. Не дай бог, если в ее присутствии кто-нибудь скажет, что свирепствует грипп, она тотчас заболевала. Доверчивость актрисы не знала границ. Для всех знакомых и незнакомых двери в ее квартире были всегда открыты: живите, отдыхайте. При появлении гостя первой была мысль о подарках. О том, что она дагестанка, можно было заключить по ее решительности. Невзирая на физические данные, она могла с яростью наброситься на обидчика. Реакция у нее была отменной. Как-то в Крыму, когда они с мужем ехали на «Волге», навстречу выехал грузовик, он будто шел на таран. Софиат в последнюю минуту выхватила руль, и «Волга» сорвалась в кювет. Обошлось благополучно. Не все поверят, если я скажу, что дагестанка на таком самолетике, как «У-2», много раз поднималась в воздух и летала над Ледовитым океаном.

Она знала 4 языка – лезгинский, русский, турецкий, немецкий, неплохо рисовала карандашом. Любила животных, конный спорт, обожала выбирать наряды, но прежде всего – искусство. Театр и кино являлись ее вторым «Я». Наблюдая за ее пальцами, люди ловили себя на мысли, что они могут разговаривать.

Город Буйнакск. Скала «Кавалер-Батарея»

Говорят: скажи, кто твои друзья, и я скажу, кто ты. Близкими друзьями Софиат Аскаровой были нарком Луначарский и его жена актриса Розенель, знаменитый кинодокументалист Роман Кармен, режиссеры Тарич и Шнейдеров, семья прославленного героя Великой Отечественной войны маршала Катукова.

Мужем нашей землячки стал летчик Ян Хорват, один из руководителей г. Дрездена в послевоенный период. Они прожили там несколько лет, и все эти годы интеллигенция Дрездена искала возможность сблизиться с этой семьей.

…О красоте ее я уже говорил. Перед съемками приходилось на ее лицо наносить сиреневую пасту, иначе черно-белая лента превращала Аскарову в обыкновенную дурнушку.

С появлением звукового кино выявилась еще одна беда – нечеткая дикция. Она слегка заикалась, и этот порок речи очень шел при разговоре к ее лицу, но в звуковом кино… Это стало трагедией актрисы. Занятия с логопедом ни к чему не привели. В обычном разговоре все было в порядке, а в записи – нет. Со смертью немого кино, после 30 лет работы, сошла со сцены и наша Софиат Аскарова. Сложением, физическими данными, изяществом она выделялась и в 50 лет.

До последней минуты своей не очень долгой жизни она думала о Дагестане. Поэтому и мы не забудем одну из королев экрана нашего края.

…В сентябре 1972 года я по каким-то делам очутился в Москве. В полдень, решив перекусить, поехал в знакомое кафе. Через остановку должен был сойти, как увидел до боли знакомое лицо. Оно тоже глядело на меня. Мы одновременно поднялись со своих мест и крепко обнялись.

Москвичам было невдомек, насколько мне дорого было такое обращение знаменитого дагестанского скульптора Аскара-Сарыджи.

На остановке он сошел со мною, однако меня не отпустил и на такси привез к себе, познакомил со своей очень милой супругой, которая тут же показала портреты, которые с нее делал Хасбулат Нухбекович.

Пока подавали к столу, я стал беспокоить скульптора своими вопросами. В тот день мне здорово повезло. Я узнал новые подробности из жизни первой киноактрисы Дагестана. Впрочем, не только о ней. Брат Софиат откинулся на спинку кресла и охотно отвечал на мои вопросы. Я торопливо заносил в блокнот его слова, боясь пропустить хотя бы одну мелочь. У меня получился солидный материал об ахтынском тухуме Софиат, однако читателю хочу представить только ту часть в повествовании Хасбулата Аскара-Сарыджи, которая относится к красавицам из их рода.

Софиат в роли жены Ивана Грозного

– У моего отца, Нухбека Аскарова, была сестра Саят. Личность незаурядная, независимая, величественная, – так начал рассказ Аскар-Сарыджа. – Она первая из южанок актриса лезгинского музыкального театра. Еще в 1915 году вышла на сцену. На нее бы молиться. А получилось вот что. Когда Саят играла в Ахтах, раздались крики возмущения, угрозы, свист, шум. Пришлось опустить занавес и в ту же ночь уходить в Баку. Там отношение к театральному искусству было совсем иное. На Саят обратили внимание. А один бек предложил ей руку и сердце.

У Саят от бека родилась дочь Софиат. Вскоре актриса разошлась с мужем. Причину я не знаю. Играла в тюркском музыкально-драматическом театре. Выступала не только в Баку, но и в других городах Азербайджана, а в 1918 году – в Дербенте, оставив неизгладимое впечатление о себе у зрителей.

В ту пору Саят перенесла очень много лишений. Людям было не до театра: война, голод, болезни.

Тем временем моя сестра Софиат выросла красавицей. Первым ее мужем был Кияс Магомедов. Он носил ее на руках, бегал на базар, готовил еду. Ухаживал, как за царицей. Люди говорили, что такого влюбленного в жену человека никогда не видели. Он не стеснялся своей любви. Во время еды лучшие куски пододвигал Софиат. Притом, не стесняясь, делал все это в присутствии других. Хотел видеть ее всегда красивой, привлекательной. И представьте себе, Софиат не старела. Она спала на тахте, а он на полу, будто у ног королевы. Никакие женщины, пусть даже небесной красоты, его не интересовали. Это было какое-то безумие.

А ведь Кияс Магомедов сам был внешне привлекательный – высокий, симпатичный мужчина, на которого женщины непременно обращали внимание. Через 18 лет Софиат родила ему сына – Мурадика. Лицом – вылитый отец. По характеру сестра была мечтательницей. Рост она имела средний, сбитое, смуглое тело. Девичья фигура и в 50 лет.

Как Вы знаете, я по профессии скульптор, но сколько натурщиц ни промелькнуло передо мною, но такого классического сложения, как у сестры, мне видеть не приходилось. Мне казалось, что руки ее могут по-человечески говорить.

Софиат была очень доверчива. Кто бы ни стучался, не спрашивая отворяла дверь. Если даже в дверь стучали по ошибке, без угощения хотя бы чаем не отпускала. Щедрость ее казалась расточительной.

Сестра панически боялась милиционеров, а когда немцы бомбили Москву, она мне, мужчине, подавала пример.