Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха

Геринг купил небольшой дом в пригороде Мюнхена Оберменцинге, рядом с замком Нимфенбург, и до приезда Карин успел его частично обставить. Она позволила ему оставить в комнатах первого этажа тяжелую готическую мебель, более подходящую для замков, к которым он имел такое расположение, но верхний этаж захватила в свои руки, уставив его доставленной из Швеции поздневикторианской мебелью, которая в те дни была в моде, и украсив коврами, вышивкой и картинами из дома фон Кантцова, которые принадлежали лично ей.

Еще она привезла небольшую белую фисгармонию, и, когда они оставались одни, Карин аккомпанировала на ней, а Геринг пел народные песни или оперные арии — он полагал, что обладает красивым легким баритоном.

Нацистские лидеры тогда еще не встречались в особняке Геринга в Оберменцинге, ввиду того что Карин Геринг была больна. В конце августа 1923 года Фанни Геринг, которой было только пятьдесят семь лет, внезапно слегла и вскоре умерла. Фон Эпенштейны не приехали на похороны на Вальдфридхоф, где ее погребли рядом с останками Генриха Геринга, но прислали венок и свои соболезнования. Карин настояла на том, чтобы сопровождать мужа на похоронах, и, стоя на пронизывающем мюнхенском ветру, простудилась.

То было трудное время для Германа Геринга. Он всегда очень любил свою мать, и эта любовь стала еще сильнее из-за теплых отношений, установившихся между этой энергичной и практичной крестьянкой и романтичной аристократкой, на которой он был теперь женат. Большую часть сентября 1923 года он провел в метаниях между собраниями и тайными учениями и больной Карин.

В начале сентября новое правительство в Берлине, возглавляемое лидером Немецкой народной партии Густавом Штреземаном, приказало прекратить пассивное сопротивление французской оккупаций в Руре — французы угрожали начать репрессии. Немедленно нацисты и их сторонники собрали в Нюрнберге митинг протеста, назвав его «Германским днем», на котором, после анафем правительству, провозгласили Адольфа Гитлера своим «боевым лидером» в борьбе против «марксизма, интернационализма, пацифизма, веймарской конституции, международного капитала и евреев». Более чем когда-либо нацисты были уверены, что симпатии общества на их стороне.

Но кое-кто еще захотел прихватить часть этих симпатий себе.

Настроенное антиберлински правительство Баварии также объявило себя категорическим противником прекращения пассивного сопротивления и политики повиновения французам. С тем чтобы подчеркнуть свое полное неприятие политики центрального правительства, его члены передали 26 сентября 1923 года, на основании земельной конституции, исполнительную власть бывшему премьер-министру, назначив его генеральным комиссаром по вопросам чрезвычайного положения в Баварии. Этого человека звали риттер Густав фон Кар, и он был горячим сторонником монархии. Фон Кар вскоре объявил о своем намерении отделить Баварию от остальной Германии и посадить принца Рупрехта, сына находящегося в изгнании экс-короля Людвига, на трон того, что станет называться «королевство Южная Германия».

Назначение Кара не могло произойти в более неподходящий для нацистов момент. Едва они и их союзники показали, что готовы к решительным действиям, а Адольф Гитлер выступил вперед, чтобы возглавить борьбу, как вмешался этот выскочка-роялист и попытался теперь развернуть национал-социалистические паруса в другую сторону!

Что-то надо было делать. Рядовые члены СА уже выражали недовольство своим батальонным командирам, заявляя, что потеряли терпение и рвутся в бой. Командовавший мюнхенским полком СА Вильгельм Брюкнер сказал Гитлеру:

— Приближается день, когда я больше не смогу сдерживать своих людей. Если в ближайшее время ничего не случится, они просто разбегутся.

Он объяснил, что среди его штурмовиков очень много безработных, которые отдали свои последние штаны, последние башмаки, последние пфенниги на боевую подготовку — «чтобы мы могли начать действовать и прекратить этот хаос».

Было необходимо выступать, причем незамедлительно. Кара следовало оттереть в сторону и обойти, в противном случае нацисты утратят свой наступательный порыв и свое raison d’etre [3] Разумное основание (фр.). . Гитлер должен начинать действовать. Но когда?

Дату выступления за него выбрал сам фон Кар. Он объявил, что его движение за отделение получило поддержку не кого-нибудь, а самого генерал-лейтенанта фон Лоссова, командующего рейхсвером VII (баварского) военного округа, и полковника фон Зайссера, начальника баварской полиции. Триумвират собирался выступить на митинге 8 ноября в Мюнхене и объявить там о своих планах.

Местом для митинга был выбран огромный пивной зал на левом берегу реки Изар в пригороде Мюнхена, носивший название «Бюргербройкеллер».

В полдень 8 ноября 1923 года Геринг приехал в домой в Оберменцинг и прошел в спальню, где на кушетке под окном в полудреме лежала Карин. Всю предыдущую ночь у нее был сильный жар, и теперь она испытывала такую слабость, что едва приподняла голову, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Я не могу долго оставаться, любимая, — проговорил Геринг. — Сегодня вечером у нас большая встреча в «Бюргербройкеллере» и она может затянуться. Пусть это не беспокоит тебя.

Она посмотрела ему в глаза и ответила:

— Я не буду беспокоиться. Я буду там с тобой, подле тебя — хотя по-прежнему лежать здесь.

Геринг быстро вышел. До вечера ему предстояло организовать еще массу дел.

Власти хорошо сознавали всю важность собрания в пивном зале, и было решено обеспечить фон Кару и консолидировавшимся с ним командующему рейхсвером и начальнику полиции Баварии самую сильную защиту, включая роту полицейских внутри зала. Но полковник фон Зайссер отклонил эту инициативу на том основании, что слишком многочисленная охрана может создать впечатление, что организаторы митинга нервничают. А с чего бы? Разве они не пригласили туда всех, от центра до самого края правого крыла, включая Гитлера и Людендорфа? В конце концов было решено спрятать подразделение ландполиции из сорока пяти человек в здании в четырехстах метрах от «Бюргербройкеллера», по соседним улицам пустить патрули и лишь несколько человек поставить в самом зале.

Предстоящий митинг вызвал большой интерес во всей Баварии, и вечером 8 ноября у зала собрались и попытались проникнуть внутрь огромные массы людей, значительно более многочисленные, чем предполагал Кар и его сподвижники. Только половине из них удалось попасть в зал, остальные же, раздосадованные и возбужденные, остались толпиться у входа и на соседних улицах.

Двери закрылись в 19.15, баварский оркестр заиграл бравурную музыку, официантки, сгибаясь от тяжести, принялись разносить по столам гирлянды глиняных кружек, и воздух начал пропитываться запахом пива и сигарного дыма. Должно быть, это заставило поморщиться некоторые благородные носы, так как среди приглашенных находились «сливки» политической, деловой и литературной жизни Баварии, а также большая часть ее нетитулованного мелкопоместного дворянства. Принц Рупрехт прислал своего представителя, барона Зодена, приехали все старые члены баварского правительства, также прибыли банкиры, полицейские чины, редакторы газет. Около восьми часов тромбонист завершил выступление последним глиссандо, и оркестр удалился. К сцене живо прошел Густав фон Кар с генералом фон Лоссовом и полковником фон Зайссером по флангам, сопровождаемый группой помощников. Официантки обрушили на заляпанные пеной столы последние порции пива, и на сцену поднялся один из сторонников фон Кара, чтобы произнести вступительное слово.