Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха

Вот и все. Вопрос совместных гарантий был улажен фактически возложением их на Гитлера, который должен был обеспечить безопасность существования оставшейся части Чехословакии. Вскоре они узнали, какова этому была цена!

На самом деле всю работу Геринг сделал заранее, и если кому-то и можно было приписать создание атмосферы неопределенности и страха, в которой британский и французский премьер-министры приехали на переговоры в Мюнхен, так это именно Герингу. При этом не последнюю роль сыграл здесь его молодой друг из французского посольства капитан Поль Штелен.

На протяжении нескольких месяцев, последовавших за первым визитом в дом Ольги, Штелен с нетерпением принимал (с санкции посольства) не только все приглашения Герингов в гости, но и предложения посетить аэродромы, фортификации, предприятия и летные испытания и учения, которые были закрыты для всех других иностранцев в Германии.

Он был взят в тур по грандиозной системе укреплений — линии Зигфрида, которая закрывала западную границу Германии с Францией, Бельгией и Люксембургом, и был поражен размахом работ.

Карл Боденшатц, бывший его гидом, поспешил его заверить, что линия Зигфрида возводилась с самыми мирными намерениями в отношении Франции — она была нужна только для предотвращения конфликтов между двумя странами. Распоряжение о возведении линии отдал Геринг, как ответственный за четырехлетний план.

— Германское правительство хочет гарантировать себе полную свободу действий на востоке, — говорил Боденшатц, — чтобы сначала нейтрализовать чехословацкую угрозу на своем фланге, а затем — советскую, которая угрожает всей Европе… Я повторяю, что сооружение этой линии является свидетельством нашего дружеского расположения к вашей стране… Ваша миссия — африканская. Вы нашли за морями то, что считаете необходимым. Наша миссия, наша германская миссия, — европейская. Устраняя советскую угрозу, мы делаем вклад в вашу собственную безопасность, а также, если смотреть с социальной точки зрения, мы гарантируем тем народам, которые к нам присоединятся, как равноправным с нами, уровень жизни несравненно более высокий, чем тот, к которому они привыкли сейчас.

Штелен не знал, что у линии Зигфрида в 1938 году (и даже еще год спустя) имелись значительные и делавшие ее весьма уязвимой бреши, ибо его не подводили к этим зонам. Он, очевидно, подумал, что укрепления неприступны, и вместе с тем попал под впечатление от комментариев Боденшатца. Молодой француз направил отчет своему послу, который немедленно передал его в Париж.

Его также возили на авиационные фабрики, и постепенно, стараниями самого Геринга, Боденшатца и Удета, в его голове сложилась картина современных германских военно-воздушных сил огромной мощи, способных доминировать над противниками и на том, и на другом фронте. В таком духе он и составил отчет, который был отправлен в Париж.

Поэтому когда в августе 1938 года командующий французскими военно-воздушными силами генерал Жозеф Вийемен прибыл с официальным визитом в германские военно-воздушные силы, он был уже хорошо подготовлен относительно того, что ему предстоит увидеть, чтобы из-за неожиданности потерять голову от страха. Тем не менее он был устрашен. Сначала его повели на завод Мессершмитта в Аугсбурге, чтобы посмотреть на налаженный выпуск Me-109 и Ме-110, а после этого французскую делегацию повезли в Тактический экспериментальный центр люфтваффе в Барте, на балтийском побережье. Ради них было поднято в воздух большое количество самолетов всех типов, проведены бомбардировочные налеты и не только новыми средними Хе-111 и тяжелыми Д-17 бомбардировщиками, но и новыми Ю-87, которые пикировали и поражали движущиеся цели с ужасающей способностью.

Когда генерал Вийемен наконец вернулся из Берлина в Париж, «он рассказал генералу де Жеффре, главному военно-воздушному атташе, и мне о своем изумлении и тревоге в связи с тем, что услышал и увидел», — позднее написал Штелен. Правда, когда на прощальном приеме в Каринхалле Геринг спросил его, что будет делать Франция, если Германия нападет на Чехословакию, генерал твердо ответил:

— Франция останется верной своим обязательствам.

Но он знал, и Штелен знал, что генерал напуган и обязательно передаст свое настроение правительству, когда вернется. Так он и сделал.

Поэтому, когда в Мюнхене 29 сентября началось совещание представителей четырех европейских держав, Геринг был совершенно уверен, что по крайней мере французы отчаянно боятся войны и ухватятся за любую возможность, чтобы ее избежать. На самом деле когда в переговорах, начавшихся в полдень и длившихся до двух часов ночи, наступил момент, когда и англичане и французы как будто набрались решимости отклонить германские требования, и pourparlers [15] Предварительные переговоры (фр.). зашли в тупик, французский премьер Эдуар Даладье отозвал в сторону Поля Штелена.

— Вы летчик, — сказал он молодому воздушному атташе, — и вы виделись с командующим, генералом Вийеменом. Он крайне встревожен. Какова ваша точка зрения?

После этого на протяжении четверти часа Штелен рассказывал премьер-министру о люфтваффе, «об их огромной силе, о принципах применения, о тесном взаимодействии с сухопутными войсками, обо всем, что отличало их от наших собственных ВВС». Даладье слушал его с большим вниманием, а потом сказал:

— Вы тоже думаете, как и Вийемен, что после нескольких дней боев мы останемся без самолетов?

Штелен затруднился ответить, и Даладье не стал настаивать. Вместо этого он вернулся в зал совещаний и в конце концов вместе с Чемберленом подписал позорный Мюнхенский договор.

Когда он, вернувшись домой, охарактеризовал это соглашение как принесшее огромное облегчение, один его известный соотечественник, Алексис Леже, служивший в МИДе, заметил:

— Ah, oui, ип soulagement! Comme quand on a merde dans sa culotte [16] «Ну да, облегчение! Как после того, как наложил в штаны» (фр.). .

Герингу бы понравилась такая аналогия.

7 ноября 1938 года польский беженец-еврей по имени Гершель Грюншпан зашел в германское посольство в Париже и застрелил советника посла Эрнста фон Рата. Очевидно, он был психически неуравновешен из-за переживаний и страданий, вынесенных им и его родителями, и мотивы убийства звучали невнятно. К несчастью для евреев, он совершил свой отчаянный акт накануне годовщины мюнхенского Пивного путча, и это убийство явилось своего рода куском сырого мяса, брошенного кровожадным фанатикам из старой нацистской гвардии.

Геринг раньше принимал участие в празднествах дня Пивного путча, но в последние годы старался проводить как можно меньше времени со старыми борцами, и пивной зал, набитый вопящими и рыгающими ветеранами партии, внушал ему отвращение. Так и на этот раз он, как обычно, вскоре тихо удалился вместе с Карлом Боденшатцем и сел в ожидавший их специальный поезд, который должен был доставить их в Берлин. Германия уже погрузилась во тьму, и, проезжая мимо некоторых городов, они замечали в них полыхающие огни, а в Галле увидели даже огромный пожар. Только добравшись до Берлина, они узнали, что Геббельс произнес подстрекательскую речь, поднимая волну ненависти против евреев, которые, как он заявлял, были ответственны за убийство фом Рата. Теперь получившие приказы коричневорубашечники и эсэсовцы вместе с прочими юдофобами поджигали дома и синагоги, громили магазины и предприятия и хватали евреев, чтобы отправить их в концлагеря.