Василий Соколов - Избавление

- Хотя бы Рокоссовский. Относительно его невиновности я лично писал наркому обороны... Комбриг Шмелев...

- Шмелев?.. - нехотя спросил Сталин и смолк.

- Питерский, из народа. Перед войной был посажен, а сейчас командует армией, генерал. Достойный похвалы, умный, волевой...

Для Сталина сейчас был неприятен этот разговор. И, шагая по мокрой дорожке, он обдумывал, что ответить маршалу.

- Товарищ Жуков, когда большое и сложное создаешь, обязательно ошибки будут. Без этого нельзя. Тем более за всем уследить невозможно. Но наши действия в основе своей оправданы. Время все расставит по своим местам.

Ответ был не совсем убедительный, и Сталин, понимая это, хотел добавить что-то, но не добавил, не вернулся к прежней мысли.

Они прошлись до дальнего и затемненного угла парка, и, делая поворот обратно, к даче, Сталин вернулся к разговору, с чего начал:

- Природа отводит недолгую жизнь человеку, и все равно он должен всего себя отдать борьбе. - Сказав, Сталин помолчал, тень не то суровости, не то печали легла на его лицо. - Жаль сына Якова, долгое время склоняли его к измене фашисты... Чтобы он, Яков Джугашвили, выступил против большевиков, против Сталина, отца? Никогда! Я знаю Якова и верю... Сталин не мог далее выговорить, будто поперхнулся.

Шли дальше в глубокой задумчивости.

Вдруг маршал Жуков обнадеживающе посмотрел на Сталина и намекнул, что надо бы предпринять агентурную вылазку и вырвать Якова из лап гестапо, а может, и ради этого двинуть скорее фронт на Берлин.

- Ради спасения сына Сталина фронт скорее двигать не нужно, - ответил Верховный. - Недавно через одну нейтральную страну правители фашистской Германии обратились к нам с предложением обменять Якова на Паулюса...

В этот момент на дорожку, почти у самых ног идущих, сел скворец. Растрепанный, с серыми крапинками на спине, он деловито начал что-то искать темными бусинками глаз.

Сталин, а вслед за ним и Жуков остановились, пережидая. Иосиф Виссарионович невольно улыбнулся. Жуков подивился, что Сталин прервал даже мысль о собственном сыне. Скворец захватил в клюв сухую веточку и взлетел.

- Гнездо создает... Все стремится к потомству... - каким-то приглушенным, тоскующим голосом проговорил Сталин, быть может именно в эту минуту особенно остро переживая свое давнее одиночество. - Но что я мог ответить нейтралам? Что? - вернулся он неожиданно к прерванной мысли.

- Вероятно, надо было согласиться. Ради исключения, сын ведь... добавил Георгий Константинович, который души не чаял в своих дочках и понимал, какое горе испытывает отец, когда теряет ребенка.

- Нет, товарищ Жуков, - сказал наконец Сталин. - История еще не знает примера, чтобы рядового офицера обменивали на фельдмаршала!

Ответ Сталина, даже сам тон - резкий и твердый - поверг маршала в смятение. В правильности этого поступка Верховного Жуков мог и сразу не сомневаться, но ему он показался жестоким.

- Тяжелая эта война, - как бы продолжая отвечать Жукову, говорил Сталин. - Почти каждая семья потеряла в войне. Тяжелая... Ну, пойдемте, обсудим наши берлинские дела, - сворачивая с дорожки к даче, пригласил Сталин и решительно поднялся по ступенькам, распахнул дверь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Когда они вернулись на дачу, в зал, отделанный ореховым деревом, Сталин посмотрел на командующего, желая что-то спросить, и Жуков счел уместным заговорить первым. Не скрывая всей сложности последней битвы, он доложил, что берлинские дела складываются пока неутешительно, что войска фронта, стоит дать приказ, пойдут в наступление, солдаты рвутся в бой, но мешает померанская немецкая группировка, которая нависла ссевера, имея намерение нанести сильный удар во фланг и тыл фронта.

- А это... это пахнет срывом решающего наступления непосредственно на Берлин, - угрюмо добавил командующий.

- Сколько войск имеет эта группировка? - спросил Сталин.

- По нашим сведениям, до сорока дивизий. Крепкий орешек!

Они подошли к карте, Сталин проследил расположение германской группировки, затем, ни о чем не спрашивая, прошелся по залу.

Словно бы продлевая время для раздумий, Сталин велел подавать на стол. Обедал он в строго заведенное время, ни часом раньше, ни часом позже, а сегодня прогулка его затянулась, к тому же надо было подавать к столу на двоих, и если блюда хозяина работавшая у него на кухне пожилая женщина знала отлично, то его гостя, маршала Жукова, о ком наслышана была препорядочно, не знала, чем угощать, и она спросила, обращаясь к маршалу, что бы он пожелал на обед.

Жуков не хотел утруждать хлопотами и ответил:

- Принесите по вашему усмотрению. Фронтовики - народ непритязательный. Щи да каша - пища наша, - отделался он шуткой.

- Товарищ Жуков, не надо прибедняться, - заметил Сталин. - Мне известно, что вы любитель рыбных блюд, да к тому же и рыболов. - И кивнул в сторону старушки: - Принесите маршалу что-нибудь из свежей рыбы.

Та развела руками:

- Иосиф Виссарионович, нету ее нынче.

- Не стоит, товарищ Сталин, беспокоиться, - поспешно добавил Жуков.

- Ну, ладно, чем богаты, тем и рады, - улыбнулся Сталин.

Невольно подумалось Жукову, что вот он, Сталин, глава партии и государства. Верховный главнокомандующий, на своих плечах несет огромную, поистине титаническую ношу, а не устроен в быту и, в сущности, живет одиноким... И от самой дачи на маршала повеяло сейчас холодом этого одиночества и совсем не радостной тишиной. Видимо, сама обстановка быта в какой-то мере влияла на его образ жизни, на характер. Так, - и Жуков об этом тоже знал - пищу ему, как правило, варили строго избранные повара. Убирать в комнатах и заниматься на кухне доверялось только старушке.

Сейчас Иосиф Виссарионович подошел со своей тарелкой, заглянул в одну дымящуюся паром посудину, во вторую, остановил выбор на бульоне, налил. Жуков должен был поступить так же. Непривычно, а ничего не поделаешь - так заведено! Еще с той, довоенной поры, когда стал начальником генштаба и приглашался к Сталину, Георгий Константинович знал эту его давнюю привычку.

Сталин не терпел никаких посторонних свидетелей, когда велась очень важная беседа за столом, и самообслуживание было естественным.

Сейчас, за едой, Иосиф Виссарионович был хмур, к тому же был нездоров - это замечалось и по его усталому, изнуренному лицу, - но старался держаться. И Георгий Константинович, желая снять скованность, проговорил:

- С войной вот-вот покончим. А самые последние бои, как известно, самые тяжкие. Пролить кровь в последние дни - трагедия двойная. Умирают и наши люди, теряют от этого и наши нынешние и потенциальные друзья в тех странах, которые избавляем такой дорогой ценой.

- Да, большие жертвы понесли мы в войну. Слишком большие, - выйдя из состояния задумчивости, проговорил Сталин. - Мы льем кровь, вызволяем из-под ига фашизма народы европейских стран, несем им свободу, а наши союзники пытаются навязать этим народам свою волю, лишить их пути самостоятельного развития... Перед концом часто вспоминается начало. Кто сейчас из союзников особенно добивается первенства при взятии Берлина? Англия, Уинстон Черчилль. Да, он яростно выступал за то, чтобы дать отпор фашистской Германии, когда нависла угроза ликвидации самой Англии. Ради сохранения Британской империи он пошел даже на коалицию с Советским Союзом, хотя и ненавидит наш строй всеми фибрами души. Англия не была завоевана только потому, что агрессором был принят план нападения на СССР, а не потому, что Англия грозила разлить в своих проливах нефть и поджечь германский флот, и не потому, что английские корабли противодействовали германским. Весь удар мы приняли на себя и бились фактически один на один. В то время, когда на нашем фронте проливалась кровь советских людей, на так называемом их фронте играли в футбол, а теперь они хотят войти первыми в Берлин. Не смешно ли?..