Василий Соколов - Вторжение

Подходя к бане, Степан Бусыгин прочитал на куске фанеры "женское" и хихикнул:

- Значит, мыться будет толково.

Костров на лету перенял его воровскую мысль, сказал с нарочитой строгостью:

- Смотри, не ошибись адресом. Да и за бойцами поглядывай.

На это Бусыгин, сдерживая улыбку, ответил с достоинством:

- Что вы, товарищ командир, нешто можно? Бойцы у нас сознательные. Бронебойщики!

Что за прелесть сбросить запыленную, пропотевшую, покрытую солью гимнастерку, скинуть кирзовые сапоги и босыми ногами почувствовать - как же это давно было! - парное дыхание крутого кипятка! Опережая друг друга, дюжина молодцов набилась в закуток, обнесенный частоколом. Обжигались о края дышащей жаром бочки, черпали горячую воду, разбавляли ее холодной и намыливались, яростно терли один другому спины березовыми вениками, которые сходили за мочалки.

- Тише, Микола! - кричал один. - Кожу сдерешь.

- Что она у тебя - гусиная? - усмехался другой.

- Сам ты гусь лапчатый.

- Драй его, чтоб привыкал. Еще не такую баню увидит!

- Не пугай, мы и сами можем пару поддать!

Короткая пауза, и снова:

- Ой, ты же холодной окатил! Бес тебя попутал!

- Осторожно, сейчас поправочку внесем. Только крепись, - остерегал товарищ и каской, заменявшей черпак, плескал на него кипяток.

- Разбавь же!.. Ошпарил всего!

- Опять не угодил! Какой же ты сварливый, что баба! - басом проворчал напарник.

Из-за перегородки ощетинился женский голос:

- Иной мужик не стоит и бабьей пятки!

- А это надо поглядеть...

- Попробуй...

- Сию минуту? - озорно подхватил бас.

Последовало молчание.

- А он несмелый, - подзадоривала девушка. - Он только грозится своим длинным ружьем!

- Га-га-га! - грянула мужская половина.

- Хватит, ребята! Собирайтесь живо, другим надо помыться, предупредил Костров. Он еще не мылся, только снял сапоги, гимнастерку и, присев у забора на пенек, грелся, запрокинув голову и подставляя лицо солнцу. Степан Бусыгин тоже собирался идти во вторую очередь. Он стоял в предбаннике и раздавал выходящим из бани чистые полотенца, хрустящее белье. Не дожидаясь, пока помоется вся команда, бойцы уходили к своим шалашам. Только женское отделение не унималось; девушки плескались, визжали, нанося друг другу шлепки. "Ну и проказницы", - смеялся Костров.

Сняв нательную рубашку, Алексей хотел было опять греться на солнышке, как услышал какой-то пронзительный свист. Вскочил и не успел сообразить, откуда взялся этот звук, как низко, над самыми макушками елей пронесся вражеский самолет. Следом за ним пробуравил безмолвие леса еще один "мессершмитт". Саданули крупнокалиберные пулеметы, хлестнул по деревьям вихрь пуль.

Костров кинулся в предбанник и, пытаясь защитить себя, прижался к стенке, плетень не выдержал и повалился. Алексей пополз в глубь парной каморки, второпях опрокинул таз с горячей водой и напуганно отскочил в угол. Кто-то робко вскрикнул, но не оттолкнул от себя, а схватил его за руку и не отпускал.

Тяжелый свист пролетающего самолета и пулеметный стук вновь заставили всех еще плотнее прижаться к земле. Кто-то еще крепче, до боли стиснул руку Алексея. И едва кончилась стрельба и надсадный рев самолетов удалился, Костров приподнялся и, к ужасу своему, понял, куда угодил. Перепуганные девушки сбились в угол. Они не всполошились, когда увидели мужчину, оробело глядели на него, не стыдясь своей наготы.

Костров отвернулся, начал пятиться к выходу, затем перемахнул через плетень наружу.

- Алексей, куда ты запропал? А я-то ищу... Ты жив? - окликнул его Степан Бусыгин.

- Жив, - отвечал изменившимся голосом Костров и, оглянувшись на баню, подумал: "Черт меня дернул залезть туда. Хорошо, что Степан не видел, поднял бы на смех". - И начал поспешно надевать брюки.

Над лесом в третий раз взвинченно зазвенел воздух, опять налетели вражеские самолеты. Костров и Бусыгин отбежали к ближней сосне, укрылись за ее стволом. Сбитая вместе с веткой шишка ударила Алексея по голове.

Из глубины леса, где размещался штаб, донесся протяжный вой сирены. Сразу не поняв, что случилось, Костров и Бусыгин подхватили под мышки сапоги, гимнастерки и побежали напрямик по сухому валежнику. Там и тут между деревьями мелькали люди. На машины с заведенными моторами, на повозки грузили штабное имущество, навьючивали мешки с мукой, сухарями, тюки обмундирования.

- Как бы нас не отрезали... Фронт прорван... - услышал возле штаба кем-то оброненные слова Костров. "Вот тебе и выдохлись", - подумал он и помрачнел, догадываясь, что придется, наверно, еще немало хлебнуть горя.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

После бомбежки еще не пришедшие в себя от нервного потрясения бойцы, озираясь на небо, собирались в колонну, чтобы идти дальше по дымящемуся и взрытому шоссе. Однако недолгая тишина была рассечена протяжным свистом; один за другим снаряды, захлебываясь в воздухе, кучно падали на дорогу. Первым угодил под обстрел ехавший впереди разъезд, и было видно, как, на мгновение потонув в рыже-дымных клубах разрывов, кони переметнули через канаву и понеслись вскачь, ломая кусты и вынося кавалеристов в открытое поле.

- Откуда стрельба? Что бы это значило? - еще не веря происшедшему, спросил Гнездилов у подбежавшего к нему начальника штаба.

- С закрытых позиций. Докладывали, вон там, за высотой, немцы "колбасу" повесили, - ответил майор Аксенов, по обыкновению протирая очки.

Взбежав на насыпь, с которой открывался широкий обзор местности, Гнездилов торопливо водил биноклем. Небо было затянуто туманом и дымом, только слышались по лощине недалекие звуки стреляющих пушек. Но и пушки, казалось, были куда-то упрятаны, точно из-под земли вырывались и погромыхивали снаряды.

Наконец высоко под облаками в задымленном небе Гнездилов увидел аэростат. Он медленно сваливал свое пухлое и долгое тело то в одну, то в другую сторону.

- С этим мы сейчас... мигом разделаемся, - оживился Гнездилов. Ну-ка, орлы, катите пушку, лупите по нему! - крикнул комдив артиллеристам, и не только на повеселевшем лице, а и в усталом теле впервые за этот трудный день ощутил он приятность.

С редким проворством расчет перекатил пушку через канаву, положил к ее раскинутым станинам два камня, изготовился к стрельбе. И стоило последовать команде, как снаряд за снарядом полетели в сторону аэростата. Изогнутым мешком он покачивался и даже, казалось, взбирался еще выше, к облакам, как бы дразня стрелявших по нему артиллеристов.

- Ну и мазилы! - протянул Гнездилов, кривя губы от досады. - Берите на шрапнель, нечего с ним валандаться!

Шрапнельные разрывы ржавыми облачками сначала вспыхнули ниже цели, потом стали окаймлять ее. После нескольких выстрелов аэростат, накренившись на один бок, начал быстро спускаться, а клубки разрывов преследовали его, пока он не свалился на землю.