Василий Соколов - Вторжение

К распластавшемуся генералу первым кинулся полковник Гнездилов. Но опоздал. Ломов успел сам подняться. Стряхивая снег с шинели, он зло бормотал:

- Бездельники! Идиоты! Нет бы песком посыпать! Боитесь - руки отсохнут. Чтоб вам!..

- Прошу прощенья, товарищ генерал, - вкрадчивым голосом произнес Гнездилов. - Разберусь, накажу. По всей строгости! Разрешите шинельку... Почищу... Шпора согнулась. Но ничего... Мы ее сейчас... Вот так... Вот и порядок.

Но порядка уже не было. Бравурное настроение генерала померкло. Он поправил на носу очки и, не глядя на окружающих, прихрамывая на правую ногу, заковылял по направлению к штабу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Поутру капитана Семушкина опять вызвали в штаб. "Как будто на мне свет клином сошелся", - в сердцах подумал он, шагая по хрустящей, как раздавленное стекло, наледи. С ночи поджимавший мороз еще держался, но уже по дыханию влажного прибалтийского ветра, по тому, как румянилось взошедшее солнце и под его лучами обмяк, побурел снег, угадывалось, что через час-другой, по крайней мере к обеду, набухнут и поля и дороги. Денек обещал быть веселым, но это не поднимало у Семушкина настроения. Вчера поговаривали, что выедут на учения, а каких трудов стоит при такой слякоти колесить по полям, копать землю! Уж лучше бы перенесли выезд на более удобное время, когда наладятся дороги. "Ну и погода здешняя, - с недовольством думал он. - Декабрь, а на дворе чертовщина творится - и зимы нет, и на весну не похоже".

В штабе, в кабинете комдива, капитан увидел только старших командиров и, как ни напрягался, не мог одолеть смущения - доложил сбивчиво. Пожилой, с сединками на висках и шрамом под ухом, чего раньше, на смотру, капитан не заметил, генерал Ломов косо поглядел на него и, ни слова не говоря, отошел к окну. Постоял немного, обернулся, сказал с едва заметным пренебрежением в голосе:

- Если вчера на смотру осрамились, то... - генерал взглянул на командира дивизии, - надеюсь, товарищ Шмелев, покажете нам искусство тактики. Не правда ли? - И он подмигнул представителю генштаба, как бы подогревая этим уязвленное самолюбие командира дивизии.

Шмелев будто не заметил скрытой насмешки. Без всякого намерения ответить генералу колкостью, он заметил:

- Ходить на плацу парадным шагом - нет худшего обмана. А вот в деле...

Генерал свел кустистые брови.

- Ох, уж эти мне новаторы! Вечно свое упрямство показывают... То им планы не нравятся, то вот строевую подготовку заваливают. Словно только одни они и пекутся о боевой готовности армии. Но разве нам, вот уважаемому товарищу из генштаба, наконец самому наркому не ясно, куда направлять усилия? - угрюмо спросил Ломов, шагая по кабинету.

Этих неожиданно резких и откровенных слов капитан Семушкин испугался. "Лучше мне удалиться, не слышать их спора", - подумал он, пятясь к двери.

Заметив на лице командира роты смущение, Шмелев сказал, понизив голос:

- Если вы хотите знать мое мнение, товарищ генерал, то мы можем вернуться к этому позже... А пока позвольте дать распоряжение капитану? Он ждет.

В другом бы случае генерал Ломов не потерпел, чтобы младший по чину прерывал его мысли, но теперь, в присутствии представителя генштаба, он понимал, что резкость неуместна.

- Так начинайте, товарищ Шмелев. Я вас не задерживаю, - произнес он слегка повеселевшим голосом. - Мы вмешиваться не будем. Нам важно проверить тактическую выучку бойцов и начальствующего состава. Вот и действуйте по своему усмотрению!

Комбриг Шмелев сел в кресло, достал из планшета карту.

- Давайте, капитан, займемся нашим делом, - предложил Шмелев. Капитан Семушкин почти на цыпочках приблизился к столу, склонился в покорно-выжидательной позе.

С минуту Шмелев сидел раздумывая и наконец сказал:

- Вы назначаетесь командиром передового отряда. Пойдете ночью.

- Ночью? - спросил Семушкин мягким, удивленным голосом.

- Да. Разве для вас это ново? - в свою очередь искренно удивился Шмелев.

- Нет, товарищ комбриг. Я хотел только сказать, что ночью вроде бы легче.

- Почему?

- Мороз подожмет. Не будем вязнуть.

Шмелев усмехнулся.

- По учтите, - заметил он, - пойдете без света фар.

- Не беда - с подфарниками.

- И этого, дорогой мой, не разрешу, - запросто сказал Шмелев. - Надо уметь двигаться в полной темноте. Только в этом случае вы достигнете внезапности. А в замысле учения как раз и заложен элемент внезапности нападения. - И он привлек внимание капитана к разложенной на столе карте.

Слушая, Семушкин стремился яснее понять обстановку. Комбриг сообщил, что "синие" занимают позиции на противоположном конце лесного массива. Это - рубеж предполья, хотя и достаточно укрепленный...

- Как видите, удобного подхода нет, - сказал Шмелев. - Есть один путь, правда, трудный, но зато и самый верный: совершить марш через лес и появиться там, где "синие" не ожидают... Справитесь? - Шмелев поглядел на капитана пытливо.

Семушкин оглянулся, словно бы над ним посмеивались. Но тотчас внутренне приободрил себя: "Туго придется, а докажу свое!" Ему выпал, пожалуй, самый удобный момент дать понять и генералу, и Гнездилову, и всем, что он не тот, кем можно помыкать на каждом шагу и срамить перед офицерами полка. "Я докажу свое", - вновь подумал Семушкин и твердо сказал:

- Справлюсь, товарищ комбриг.

Семушкин вышел из штаба и долго стоял, осматриваясь по сторонам. С деревьев, как по весне, срывались и звонко цокали капли, повсюду лежал ноздревато-рыхлый, словно исклеванный снег. "К вечеру морозец подсушит", успокоил себя Семушкин и поспешил в казарму.

Приказ мог поступить с часу на час. И капитан Семушкин радел обо всем: заставил бойцов подготовить карабины, подогнать походное снаряжение. Потом вызвал начальника мастерских и приказал затушевать черный краской стекла фар у бронемашин, а на подфарники поделать щитки с узкими прорезями.

Допоздна Семушкин сидел над картой, учился, учил командиров, как лучше отыскать в темноте едва приметные ориентиры, запомнить развилки дорог, повороты, мосты, болота, низины... Но как ни вглядывался - карта оставалась картой, и многое, что на ней было обозначено, вызывало у самого Семушкина сомнение. Обычно в канун марша назначали специальную команду, которая загодя выезжала по маршруту, и потом можно было двигаться хоть с завязанными глазами. Так было заведено. Теперь это не разрешалось.

- Задачка! - вздыхал Семушкин, почесывая затылок. - Но мы, ребята, должны доказать! И Чтоб ни сучка, ни задоринки!

Ночью обстановка изменилась. Комбриг Шмелев, желая до конца испытать Семушкина, дал ему новый, более сложный маршрут.

- Как же так? А мы думали... - заикнулся было капитан, но комбриг не дал ему досказать:

- Пойдешь новым маршрутом. Главное - действуй внезапно! Верю сумеешь сделать.