Василий Соколов - Вторжение

- Что они там себе думают? Как сквозь землю провалились! - гневался полковник.

Неотлучно находившийся при ном начальник штаба майор Аксенов, лет тридцати пяти, но уже тучнеющий, ответил нараспев:

- Боевые действия, Николай Федотович. Война... Начальству, возможно, и не до нас.

- Как это но до нас? - вопрошал Гнездилов раздосадованно. - Мы на своем горбу войну тянем, а им, по-твоему, нет до нас дела?

- Не в том смысле, что нет в нас нужды, - поправился Аксенов. - Нужда есть. Но... - развел он руками. - Война, надо полагать, захватила огромные масштабы, а наши беды, что песчинка...

- Ну, довольно! - оборвал Гнездилов. - Что значит песчинка? Мы тут собственной жизнью рискуем. Мне чтоб немедленно, кровь из носа, а связались со штабом округа.

- Кого посылать? Пеших посыльных? На них далеко не уедешь...

- Теперь поздно об этом... - чувствуя в словах начальника штаба упрек, проговорил Гнездилов. - Бронемашину пошлите. Что? В разгоне? Тогда сажайте начальника разведки на коня, и пусть дует очертя голову. Понятно?

Аксенов кивнул, но сам не пошел к начальнику разведки, который жил в нескольких шагах от штаба, в крайней землянке, а поманил к себе пальцем дежурного по штабу и велел позвать капитана Климова. Ни в движениях, ни в тоне голоса Аксенова не проскальзывало беспокойства или волнения. Он постоянно оставался самим собой, видимо, от природы был таким каменно-спокойным, невозмутимым, что граничило в нем почти с равнодушием.

"Такого ничем не проймешь", - недовольно подумал полковник Гнездилов. Впрочем, аккуратность и страсть к документации нравились ему в начальнике штаба.

Не будь полковник занят по горло, метнулся бы сам в Минск, чтобы разузнать обстановку на фронте. Вообще, неведение, в котором находился полковник, угнетающе действовало на него. Порывался он перенести свой командный пункт поближе к позициям дальнего полка, и удерживало только одно: не хотел отрываться от двух остальных полков, которые были собраны в ударный кулак и, по его мысли, должны были в удобный момент обрушиться на врага как снег на голову и решить победно операцию.

В полдень пришло донесение от Набокова. Доставил его нарочный - весь в пыли, с воспаленными глазами командир взвода пешей разведки. На вопрос комдива: "Как вы смогли добраться?" - ответил: "На своих на двоих..." - и, не спросясь, присел, так как натруженные и подрагивающие в коленях ноги ужо не могли стоять.

С трудом полковник разбирал написанное второпях от руки донесение, в котором сообщалось: "Противник с утра, перейдя в наступление, наседает. Полк завязал бои на участке дер. Малая Речица, зап. опушка леса и рокадная дорога... Немцы беспрерывно атакуют, авиация не дает поднять головы. Полк несет потери в людском составе и оружии. Раненые эвакуированы. Рядовой и командно-начальствующий состав дерется геройски. В одном бою красноармеец третьего года службы, уроженец Сибири Бусыгин заколол штыком несколько фашистов..." Дочитав до этого места, Николай Федотович обрадованно заулыбался, рассуждая вслух: "Ай да молодец! Ай да герой! Не пострашился грудь с грудью сойтись и штыком орудовал. А еще возражали! Мол, война теперь не та и штык устарел. Липовые пророки!"

Конечно же, он помнил давний спор со Шмелевым и гордился, что на поле боя штык, русский четырехгранный штык, нашел применение, что война развивалась не так, как гадали некоторые, а как мыслил и чему учил он, полковник Гнездилов. Николай Федотович подозвал к себе начальника штаба.

- Будем держать равнение на героев! - сказал он и протянул Аксенову помятый листок донесения. - Вот почитайте, какие герои в нашей дивизии. На ефрейтора... Да-да, я уже присвоил это звание Бусыгину... На него напала целая группа фашистов, и всех он разбросал, поколол штыком... Немедленно затребуй на Бусыгина данные. Будем награждать. Подвиг этого героя, мастера штыковых ударов, мы должны положить в основу тактики. Немцы не принимают ближнего боя, и это хорошо. Будем навязывать им свою тактику - сходиться на грудки. Да-да, на грудки! - закончил он возбужденно.

Откуда ни возьмись два "мессершмитта" скользнули почти по макушкам деревьев, пропороли воздух очередями из тяжелых пулеметов. Пули ударили крупными градинами, срывая с берез и осинок зеленые ветки и расщепляя стволы. Стрельба над самой головой заставила Гнездилова содрогнуться, но он в укрытие не полез, только прошел под дерево, ища защиты от хлеставших вокруг пуль.

Трижды самолеты делали заходы, прочесывая лес, и, когда улетели, Гнездилов неразборчиво зашагал по кустам к столовой ругаясь:

- Растяпы! Какой дурак развесил портянки, полотенца сушить! Сматывайтесь, и чтоб не устраивали мне цирковое зрелище. - Не дожидаясь, пока все уберут, он сорвал веревку, привязанную к деревьям, и бросил вместе с бельем на землю.

- Зачем вы так... товарищ комдив, - со стоном в голосе отозвался стоявший у походной кухни повар.

Гнездилов увидел на нем халат, со спины окровавленный, и сочувственно покачал головой:

- Как же это тебя угораздило?

- Трошки задело. Да заживет. Вот борщ жалко...

- Иди скорее на перевязку.

- Вытечет, боюсь. Котел продырявили, бисовы твари, - сказал повар и одной рукой - видимо, другая, раненная в плечо, не действовала - начал затыкать паклей пробоины, сквозь которые струями пробивалась золотистая жижа, пахнущая луком и разморенной капустой.

Отослав повара в санбат, полковник Гнездилов попросил истопника налить ему миску борща. С утра не державший во рту крошки хлеба, Николай Федотович набросился на еду с жадностью.

Но спокойно поесть ему не удалось. Напрямую по лесу, переваливаясь через муравьиные кучки и трухлявые пни, неслась бронемашина. И едва остановилась у штаба, как из люка вывалился офицер связи.

- Давай сюда! - позвал Гнездилов и отложил в сторону ложку.

- Танки!.. - еле выговорил офицер связи.

- Какие танки, где? - привстал Гнездилов.

- Вон там! - офицер махнул рукой на дорогу.

- Чего всякую чушь мелешь? - набросился на него полковник. - И вообще, разучился по уставу докладывать.

Все еще не в силах совладать с собой, офицер связи, прибывший из полка Набокова, пояснил, что километрах в десяти отсюда движутся танки немецкие, конечно; своими глазами видел на них белые кресты и черепа со скрещенными костями.

- Много их? - спросил Гнездилов.

- Невозможно сосчитать. Сунулся было в объезд, а фашисты на мотоциклах за мной вдогонку.

- А ты?

- Что же я мог поделать, когда такая сила прет, - развел руками тот. - Завернул - и тягу...

- Башка садовая! - раздраженно проговорил Гнездилов отворачиваясь. Увидел танки и не дознался, сколько их и куда держат путь. Да какой же ты хрен офицер связи, раз у тебя нюха к этому делу нет и уши ослиные! Припугнув перевести его в строй, Гнездилов зашагал к штабной крытой машине.