Василий Соколов - Вторжение

- Ты за какой дичью в болото лазил?

- Застукал там двоих! - ответил Степан. - Вот даже трофей имеем!

Висевший у него на груди немецкий автомат вызвал у товарищей чувство зависти. Даже те, кто поначалу встретил Бусыгина недружелюбно, старались потрогать руками добытое у врага оружие.

- Как же ты сумел отнять? - дивились бойцы.

- Штыком пощекотал, он и выронил, - смеялся Бусыгин.

- Теперь немцы на своей башке попробуют, каковы их автоматы.

- Это уж как пить дать...

Их разговор прервали отдаленные выстрелы гаубиц; раздирая воздух, снаряды с шелестом проплыли высоко в небе и разорвались где-то в тылу, за чертой леса.

- Начинается... - хмуро проговорил Костров и, хотя не знал, как долго будет длиться обстрел, догадывался, что немцы могут предпринять более ожесточенную атаку.

Бой мог разгореться на неуютных, совсем невыгодных для обеих сторон позициях: немцы так и не овладели дорогой, не смогли зацепиться за край леса, а наши бойцы, оттеснив их контратакой, теперь не знали, то ли лежать им в этой гнилой болотной пойме, то ли вернуться на прежний рубеж.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Стонет, туго и жарко бьется о землю расколотый воздух. Буравят небо снаряды. Вот уже захлебывающийся шум их, похожий на шелест кровельного железа, слышен над головами. Еще мгновение, и взметнутся перемешанные с огнем куски земли. Снаряды беззвучно рвутся далеко за линией окопов, а мгновением позже эхо катится над лесом долгим и тяжким вздохом. Потом к снарядному гулу стал примешиваться зловещий визг падающих на болото мин. С сухим треском все чаще рвутся они вблизи и позади окопов, пронзительно визжат над прижатыми к земле бойцами.

- Н-налет... - заикаясь, еле выговаривает Костров. У него трясутся губы. Он это чувствует, пытается унять непослушную, возникшую, помимо воли, нервную дрожь: сжимает зубы до боли, так, что темнеет в глазах, и все же губы дрожат. И чтобы не выдать своей слабости, старается не глядеть на товарищей. Никогда, пожалуй, в жизни Алексей не испытывал столь отчаянного страха, как в момент этого обстрела.

Обидное и глупое состояние человека, когда он не может что-либо предпринять и совладать с собой. Такое состояние переживал сейчас Костров. Надсадно и тупо продолжали падать мины, и он все плотнее прижимался грудью к земле, старался всем телом врасти в стенку окопа. И никакой возможности избавиться от этого гнетущего ощущения, никакой надежды уцелеть. Ему казалось, что все мины летят прямо на него, вот-вот грохнет в окопе, и все разнесет на куски...

Ужо минут десять бушует огонь, а ни одна мина не упала в окоп, и мало-помалу Костров опамятовался. Улучив паузу между взрывами, он даже высунулся из окопа, и то, что сразу увидел, поразило своей необычностью. Прямо к окопу полз ротный санитар. Полз трудно, упираясь ногами в землю, отталкиваясь локтем правой руки, а левой поддерживая лежащего на спине окровавленного человека.

- Давай, браток, скорее в окоп... Надежнее... - пресекающимся голосом позвал Костров.

Он хотел уступить рядом с собой место раненому, по санитар лишь подтащил человека к кустарнику, положил лицом кверху, даже почему-то выпростал из-под обмякшего тола руки и скрестил их на животе. Потом поправил ему растрепавшиеся волосы и обронил упавшим голосом:

- Он убитый...

- Убитый... - медленно повторяет Костров и сникает, только сейчас опознав в нем капитана Семушкина.

Обстрел опять усиливается... Так часто и плотно ложатся вперемежку мины и снаряды, такой грохот вокруг, что земля сотрясается и, кажется, выворачивается наизнанку. Но теперь, когда, быть может, обстрел достиг наибольшего напряжения, Алексей Костров почему-то не чувствует себя так подавленно, как раньше, - правда, и сейчас вновь непослушно трясутся губы, что-то екает внутри при каждом близком взрыве, и все же он крепится, даже порой рывком поднимает голову и смотрит на кустарник, под которым лежит Семушкин. Костров вдруг увидел, как осколок срезал зеленую ветку, упавшую на бледное лицо капитана, и тут же шлепнулся возле его ног, золотисто поблескивая своими рваными краями. Нахлынувшая воздушная волна лишь шевельнула на голове Семушкина русые волосы, но тело оставалось неподвижным, со сложенными на животе руками, которые, как показалось Кострову, стали необычайно длинными, да и весь он чересчур вытянулся.

"Мертвые не знают страха", - вдруг подумал Костров и при этой мысли почувствовал какое-то внутреннее облегчение.

Немного пообвыкнув, Костров, к удивлению своему, обнаружил, что снаряды и мины, прежде чем взорваться, плюхаются в болотную низину, увязают на секунду-другую и затем взбрасывают кверху густую грязь. Осколки как будто и не летят, только более крупные выметываются из трясины и падают с еле слышным шорохом. И Костров обрадованно подумал, что держать оборону на болоте очень удобно.

Обстрел лютует минут двадцать, может быть, полчаса и наконец глохнет. Только изредка слышится шуршание тяжелых снарядов, рвущихся за лесом. Не проходит и минуты, как из-за болота вырывается натужный звук моторов. Не успев передохнуть, бойцы беспокойно озираются: что бы это могло быть? Воздушный налет? Но в потускневшем от полуденного зноя и дыма небе - ни одного самолета. А моторы так надрываются, что, похоже, немцы подгоняют тракторы, чтобы вытянуть завязшие в трясине автомашины. Но где же они? Дорога, идущая через болото, пустынна. Значит, не тракторы, да и на кой леший им сейчас возиться в болоте!

Осмелевшие бойцы выглядывают из окопов. На опушке леса замечают полкового комиссара Гребенникова. И хотя обстрел возобновляется, он идет, не пригибаясь, спешащим шагом, порой срываясь на бог, и затем прыгает в окоп.

- Всем обеспечены? - спрашивает он.

- Патронов маловато, - отвечают почти хором бойцы.

- И капитан вон убитый, - угрюмо добавляет Костров.

- Знаю... - Насупясь глядит комиссар на лежащего под кустом капитана. - Горячий был...

Иван Мартынович указывает на лесок, справа подступающий к болоту, и хмурится, прикрывая кустистыми бровями глаза.

Повинуясь движению его руки, все поворачивают головы в ту сторону, куда показал комиссар, но ничего не видят.

- Да вон... Вдоль леса ползут! - тычет рукой Гребенников и спрашивает, в достатке ли гранат. Бойцы молча переглядываются. Костров неопределенно пожимает плечами, не зная, хватит ли гранат и сколько их вообще нужно иметь в таком случае.

- Если они повернут на вас, гранатами отбиваться... связками по три-четыре... А не хватит, подбросим еще, - говорит Гребенников с напряжением в голосе. - Помолчав, добавляет: - Ваша рота приняла на себя первый удар и сильно пострадала. Погиб капитан Семушкин. Выбыли взводные. Командовать приказываю сержанту Кострову!

- Есть... принять команду! - отвечает Костров, чувствуя прилив крови к лицу.