Василий Соколов - Вторжение

Но как скоро удастся послать на станцию людей, он еще не знал, потому что полк, куда он ехал с намерением выяснить обстановку, мог надолго задержать его, и, обернись дело круто, ни о каком эшелоне некогда будет и подумать. К тому же поли был ближе других к границе и, в случае наступления немцев, первым должен был принять на себя удар.

На прежнем месте, в деревушке, упрятанной в редколесье, штаба полка не оказалось; пришлось ехать по свежим следам, что вели к лесу, в низовье болота. Но здесь путь преградила старая и, наверное, вязкая канава, пахнущая тухлой водой и заросшая ряской.

Гребенникову ничего не оставалось, как загнать машину под лохматые ветлы, а самому идти искать штаб полка. Он осторожно перебрался на ту сторону канавы, подошел к лесу и едва очутился на порубке, как из седого, пыльного орешника выскочил боец, покинул винтовку с примкнутым штыком.

- Стой! Твоя тут не ходит! - гаркнул он.

Оклик рассмешил было Гребенникова, но, увидев бойца с восточным разрезом глаз, грозно направившего на него винтовку, он как-то сник и не знал, что делать: повиноваться или идти дальше. Иван Мартынович спросил, где размещается штаб полка, но боец не ответил, глядел свирепо.

- Ходи до штаб! - скомандовал он.

И Гребенников подчинился, пошел впереди, чувствуя за спиной свой же, обыкновенный, но непочтительно направленный штык.

У шалаша, куда был доставлен полковой комиссар, над картой, разложенной на пне, сидел командир полка майор Набоков. Он не обратил внимания на пришедших и, казалось, пристыл к карте. Потом, привстав, Набоков, раньше чем разглядеть, кто прибыл, снял и медленно протер очки, так же неторопливо нацепил их дужки и, увидев полкового комиссара под ружьем, остолбенел.

- Неудобно как-то получается... - начал было Иван Мартынович.

- Туйгунов понимает свой служба! - перебил его маленький ростом боец узбек, по-прежнему грозно сверля глазами задержанного.

Командир полка раскатисто смеялся.

Оставшись наедине с полковым комиссаром, Набоков извинился, что так получилось, но тут же заметил, что одного лазутчика уже выловили в лесу: при появлении немецких самолетов он ракетой указывал им объекты для бомбежки.

Гребенников и раньше много раз виделся с Набоковым, порой сердился, находя, что он чересчур флегматичен, живет по поговорке: "Семь раз отмерь, один раз отрежь", - и вот встретился снова, в военной обстановке, и подумал: "Как он себя поведет, не будет ли волынить, когда нужно действовать?"

- Ну что, майор, на военный лад настраиваешься? - спросил комиссар.

- За нами дело не станет. - Набоков вздернул брови. - Появятся будем лупить и в хвост, и в гриву.

- Скоро? - Гребенников кивнул на дорогу, откуда вероятнее всего было ожидать немцев.

- Противник не слишком почтителен. Не изволит докладывать, улыбнулся Набоков. И в словах опять послышалась лихая и спокойная уверенность.

В это время связист, разматывавший провод, остановился и, не разгибаясь, проговорил:

- Эх и заваруха! Нежданно пришла...

Майор смерил бойца глазами.

- А тебя чему учили? - щурясь, с видимой наигранностью в голосе, спросил Набоков: - Форму зачем надел? Чтобы щеголять перед девками или воевать? - Майор сказал это с такой иронией, что связиста ударило в краску. Он поправил на спине карабин, сгорбился и потащил катушку дальше.

- С такими иначе нельзя, - заметил ему вслед Набоков. - Стоит только отпустить вожжи, как повернут оглоблями на восток... А что касается положения, - внезапно вернулся он к прерванной мысли, - то я должен по чистой совести сказать... И думаю, поймете, Иван Мартынович. Нельзя так воевать безрассудно...

Майор распахнул планшет и положил на колено. Под целлулоидом проглядывалась карта. Тыча в нее пальцем, майор пояснил, что немцы уже находятся в двадцати трех километрах, что все дороги и ближние селения подвергаются бомбежке, и, стало быть, срываться полку в эту минуту и куда-то двигаться, по меньшей мере, неразумно.

- А кто вас на это толкает? - пожал плечами Иван Мартынович.

- А-а!.. - махнул рукой Набоков, прежде чем ответить, что толкает на передвижение штаб дивизии, а кто именно - оперативники или сам командир дивизии, - ему пока неизвестно. - Потребовали по телефону немедленно свертываться. Но как можно! - горячился Набоков, вновь протирая очки. Небо стонет от вражеских самолетов, а я выведу полк, как напоказ, днем.

На лице майора появилось такое злое выражение, что Гребенников невольно побледнел.

- Послал бы ты их к чертовой матери с такими приказами, - резко бросил Гребенников. - Никаких передвижений...

Твердость комиссара, который на свой риск решил не передвигать полк, и его желание остаться с бойцами успокоили майора. Набоков взглянул на часы и сказал, что по времени пора уже обедать, повел его к походной кухне, что стояла в лесу. По дороге Гребенников рассказал ему о трагедии в пионерском лагере.

- Спасли?.. - Майор уставился на него требовательно ждущими глазами.

- Из огня вывезли, только не знаю, добрались ли до станции.

- Плохо, - поморщился Набоков и пристально посмотрел на полкового комиссара.

- У меня у самого скребет... - И предложил: - Давайте пошлем на станцию команду, пусть помогут отправить детей...

Послать решили Алексея Кострова и еще трех бойцов.

...На станции, куда эти люди приехали в предвечерний час, стоял один-единственный и, как выяснилось, последний эшелон. Здание вокзала с выбитыми стеклами и обшарпанными, точно кровавыми от красного кирпича стенами было разрушено, и вокруг него, в скверике, на путях зияли воронки.

Вагоны были битком набиты, люди висели на подножках. Протискиваясь через толпу. Костров отыскал глазами маленького, с одутловатыми щеками железнодорожника в алой фуражке и спросил, скоро ли отойдет эшелон. Но железнодорожник издал какой-то петушиный гортанный вскрик и указал флажком в сторону семафора, где группа рабочих чинила путь. Поначалу Костров даже растерялся. На него отовсюду смотрели беженцы, на лицах тревога и страх они боязливо посматривали на небо, опасаясь нового налета вражеских самолетов.

В это время у привокзального сквера остановилась грузовая машина. Алексей Костров, увидев в кузове детей, подбежал к кабине водителя и набросился на него.

- Ты что же, стерва, струсил? Везти не хотел, боялся?

- Да я ж, товарищ сержант... Да я ж... Как зачнут бомбить, увезу их, а утихнет, подъеду обратно... - лепетал шофер.

- Гони на платформу! - скомандовал Костров и вспрыгнул на подножку.

Надрывно сигналя и тесня толпу, машина почти вплотную подошла к поезду. Костров протиснулся к вагону, постучал в дверь. Никто не открыл. Он заглядывал в одно окно, в другое, настойчиво звал - никто не откликался. Тогда подскочил к тамбуру со словами: