Олег Терентьев - Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

«Короткие встречи».В. Высоцкий и К. Муратова.

Если при нем кто-то кого-то хулил, он спрашивал: «А ты хорошо его знаешь?» — «Да нет, но мне кажется...» — «Тогда и заткнись!» Он прежде всего думал о человеке хорошо, а уж потом, если были веские причины, разочаровывался. Но все равно очень редко о ком-то говорил плохо. Он недруга просто вычеркивал из памяти.

Работать с ним было как-то неестественно легко. Он все схватывал с полуслова. Это если был согласен. А если не был согласен, то тут же предлагал свой вариант. Когда ему возражали, говорил: «Ну ты же сначала посмотри!» И часто режиссер, посмотрев, тут же соглашался. Он не играл бытовые взаимоотношения, ему не нужны были всякие там актерские приспособления: «крючочки», «зацепки», «слушанье партнера» и т. д. Он, если так можно выразиться, играл «атмосферу взаимоотношений», вернее, не играл, а создавал. И был по большому счету прав, ибо в реальной жизни мы слушаем друг друга, «цепляемся» друг за друга гораздо меньше, чем на экране. Он плевал на все это и оставался самим собой. А поскольку Владимир Семенович был Личностью, его было интересно рассматривать (...): выразительно раскован, часто непредсказуем, каждый дубль — новый вариант. Начинал в кадре петь и вдруг обрывал песню, переходил на что-то другое. Очень чуткий оператор Геннадий Карюк иногда просто не мог сориентироваться и выпускал его из кадра. Они с Кирой были прекрасной актерской парой: играли в одном и том же натурально-ярком ключе, много импровизировали. Я часто не имел представления, где сказать «стоп». Если бы даже это была моя картина, я бы и то сомневался. А тут чужая: кто его знает, что имеет в виду хозяйка фильма.

Мне посчастливилось несколько раз жить в одном номере с Высоцким. Это были номера в старой гостинице — общежитии Одесской киностудии, которая (по ассоциации с трудколонией Макаренко) называлась «Куряж» (...). Честно говоря, мы практически не разговаривали с ним о фильме, мы читали друг другу стихи. Я тогда писал почти исключительно по-украински, и поэтому, читая, тут же ему переводил. Он никогда меня не критиковал, но по выражению его лица, по вниманию или невниманию, было легко определить, что ему нравится, а что не очень. Меня же в его стихах несколько шокировали «выпадения» из размера, частенько случавшиеся чисто интонационные «втискивания». Тогда он брад гитару и все это пел. Спрашивал: «Ну?» Я совершенно искренне отвечал: «Здорово!» Он смеялся: «Тут есть секрет, а какой — и сам не понимаю!» И действительно, был какой-то секрет. То, что казалось весьма совершенным в его песенном исполнении, многое теряло при чтении вслух и еще больше теряло, когда ты сам читал эти стихи глазами. И все же это были не вполне песни, а именно стихи. И явно талантливые стихи. А к своим мелодиям Володя в то время относился странно: они были близки его сердцу (и мое му тоже), но он их, пожалуй, стеснялся, и, работая над фильмом, никогда активно не настаивал, чтобы звучали именно они, чтобы не привлекались профессиональные композиторы...

При мне он никогда не сочинял, не работал. А если я заставал его за этим занятием, то все равно ничего понять не мог: он что-то записывал, очень тихо себе «подвывая», и изредка проводил пальцем по струне гитары. Либо я тут же уходил, чтобы ему не мешать, либо он прекращал работу». (2)

«Меня пригласили сниматься в фильм «Короткие встречи», играть Геолога (...). Он тоже по полгода не бывает дома, этот парень. У него дома неприятности, жена (...). Ну, в общем, они (...) поссорились. А он встречает девушку где-то там, во время своих геологических скитаний, и вот такая вот сложная ситуация... И чем-то это мне напомнило нашу актерскую судьбу. Ну не потому, что у нас где-то девушки там, в наших скитаниях, а просто вот по настроению... Я ее с удовольствием играл, и еще писал туда свои песни...» (13)

«В «Короткие встречи» Высоцкий принес не только свою гитару, но и сопутствующий ему самому образ поэта-певца — драматичного, яростно-веселого, злого, поющего о том, о Чем думали миллионы его сограждан. Вместе с тем в этом фильме Высоцкий, пожалуй, достиг новой меры естественности и достоверности. «Короткие встречи» утвердили право Высоцкого не только на песни (...), но и на реалистически серьезные роли...

Молодежный (...) зритель принял Максима как своего — как человека, выражающего неудовлетворенность целого поколения...

Критика, с демонстративным пренебрежением писавшая о герое Высоцкого, не хуже молодежи в зрительном зале понимала тревожную правду и фильма, и его главного героя — чем другим можно сейчас объяснить, что «Короткие встречи» прокат выпустил на экраны «ограниченным тиражом», то есть так, чтобы формально фильм считался выпущенным, а фактически его не смог увидеть почти никто». (3)

«К сожалению, картина не очень хорошо прошла по экрану... Киру Муратову я очень уважаю и люблю. Она прекрасный режиссер (...), очень талантливый человек. Я очень хорошо к ней отношусь (...) и с удовольствием бы еще снимался, потому что я считаю, что это одна из моих лучших работ». (14)

[Мы увлеклись освещением участия Высоцкого в киносъемках. А что же происходит в это время на Таганке? Кроме двух спектаклей, постановка которых началась еще в предыдущем сезоне, театр приступил к репетициям еще двух. И в обоих занят Высоцкий. Впрочем, предоставим слово документам:

11.09.66. Утренняя репетиция: с 11.00 верхний буфет — «Маяковский» (ведет Любимов). Столы, стулья. Участвуют все занятые; с 11.00 верхние гримуборные — «Судебное разбирательство» (ведет Фоменко). Столы, стулья. Все занятые (...887, с. 5).

Вот, кстати, наглядное объяснение причин, по которым Высоцкий не сыграл некоторых ролей на Таганке, хотя и принимал участие в репетициях. Ведь при одновременной подготовке нескольких спектаклей в театре (в данном случае — четырех) и плюс еще съемках в кино (здесь — в двух картинах) единственный способ везде успеть — разорваться. Хотя в конкретном случае с «Судебным разбирательством» были и другие причины. Об этом подробно рассказал П. Н. Фоменко, но, к сожалению, пока не получено его согласия на публикацию данного интервью.

27.10.66. С 18.30 — музыкальная комната: столы, стулья.

«Пугачев» (...). Губенко... Хмельницкий... Васильев, Высоцкий, Золотухин... [Это дата первой репетиции Высоцкого в спектакле «Пугачев».— Авт.] (...888, с. 24).

26.11.66. С 11.00 — музыкальная комната. Б. Можаев «Живой»... [репетиция]. Славина, Высоцкий, Золотухин, Епифанцев, Смехов, Петров. [А это — первое появление Высоцкого в спектакле «Кузькина жизнь» (было и такое название).— Авт.] (889, с. 23).

«Мы сейчас ставим еще пьесу Питера Вайса «Судебное разбирательство». Пьеса об Освенциме, вернее, о процессе, который проходил [над] палачами Освенцима в [46-м] году. Это пьеса очень интересная. Она написана ритмизованной прозой. Автор ее (...) присутствовал на этом процессе все видел сам, своими глазами». (7)