Еремей Парнов - Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе

— Не могу. — Он не знал, куда девать дрожащие руки. — Виновен.

— Тогда все. — Плиекшан взглянул на Строгиса с печальной пристальностью и закончил решительно: — Вы знали, на что идете.

— Но я же не провокатор! — прорвался истошный неожиданный вопль. — Пощадите! — Строгис жарко залопотал: — Не хочу умирать! Не хочу! Особенно так… Страшно в вечном позоре… Если не верите, то пошлите меня на смерть к ним. Пусть лучше они убьют, но только не вы!

— Невозможно. — Изакс шагнул вперед. — Грозгусс уже вцепился в тебя, как клещ, и не успокоится, пока не выжмет все до капли.

— Я ничего не скажу! — Строгис с надеждой устремился к Изаксу. — Не сказал и не скажу!

— Мы не можем вам верить, — покачал головой Майзель.

— За стакан водки ты не то что нас, отца родного заложишь, — хрипло усмехнулся Екаб Приеде. — Что предатель, что алкоголик — сейчас все едино. Правильно Никель сказал! Нет тебе нашей веры.

— Хорошо, — глухо откликнулся Строгис. Его лицо исказила жалкая и страшная гримаса. — Вы правы все. Мне нечего больше сказать. — Он отвалился от стога, выпрямился и, опустив руки, уронил голову на грудь. — Спасибо, что хоть вы пришли, учитель Райнис…

Екаб Приеде и Майзель приблизились к Изаксу.

— Погодите. — Плиекшан бросил взгляд на товарищей через плечо. — На что вы надеялись, Строгис, — он по-прежнему не спускал с него глаз, — когда настаивали на моем приходе? Думали разжалобить? Напрасно! Справедливость — вот высшая жалость революции. Мы хотим остаться справедливыми до конца. Оправдайтесь, говорю вам в последний раз, если можете. Это ваша последняя обязанность перед нами.

— Он же сказал, что не может! — нетерпеливо, все с той же простуженной хрипотцой бросил Екаб.

— Я помогу. — Плиекшан обернулся к рыбаку: — И вы, Приеде, тоже.

— Столько уж было говорено, — махнул рукой Майзель.

— Поговорим в последний раз. — Изакс остановился рядом с Плиекшаном. — Мы обещали ему, что судить будет Райнис.

— Райнис не будет судить! — сурово возразил Плиекшан. — Мой голос в организации значит не больше, чем ваши. Если вы все взвесили и твердо решили, я подчиняюсь большинству. Или будем решать здесь, сейчас?

— Организация осудила Строгиса, — тихо сказал Ян Изакс. — Но мы уважили его последнюю просьбу и позвали тебя.

— Я думал, что вы сумеете заглянуть в мою душу. — Строгис, уже ни на что не надеясь, схватил Плиекшана за рукав. — Сам не знаю, как оно вышло…

— Что оно? — Плиекшан напрягся весь и осторожно высвободил руку. — Что вы пропили деньги, которые, рискуя головой, ваши товарищи собирали на оружие?

— Вместе с провокатором Зутисом, — с ненавистью сказал Майзель.

— Я ведь не знал тогда, что он провокатор, — вяло, повинуясь детскому инстинкту оспаривать очевидное, попытался защититься Строгис. — Не знал.

— Допустим. — Плиекшан пошире расставил ноги и расслабился. — Но вы пропили партийные деньги?

Строгис обреченно поник.

— Тогда какой может быть разговор? — Плиекшан отвернулся. — Только за это одно… — Его душило волнение. — Вам нельзя рассчитывать на снисхождение.

— Но ведь я не хотел! — Строгис вновь загорелся невыразимым порывом что-то такое объяснить, представить в ином, более выгодном для него освещении.

— Мне трудно понять вас. — Плиекшан почувствовал в словах Строгиса двоякий смысл. — Вы одновременно и признаете, и оспариваете свою вину? Так, что ли?

— Не знаю… — По его лицу вновь пробежала судорожная гримаса. — Я не собирался.

— Тебя не за намерения судят. — Екаб сплюнул и полез за трубкой. — Или не слыхал, чем ад вымощен?

— Расскажите, как все было, Строгис, — потребовал Плиекшан. — Ничего не упуская и подробно!

— Да разве я не говорил? — Он поднял страдающие, почти безумные глаза и обреченно махнул рукой. — Сам не знаю, как все получилось. Ну, пришел ко мне Зутис… Как бог свят, не знал я, что он шкура!

— О Зутисе потом скажешь, — Екаб едва не ткнул Строгиса кривым дымящимся мундштуком. — И не развози! — Он глубоко затянулся и буркнул: — Пора кончать.

— Не мешайте ему, — остановил Плиекшан. — Пусть говорит, как умеет. — Он вынул часы. — Даю вам полчаса, чтобы объясниться. Нам всем опасно задерживаться здесь слишком долго.

Строгис раскраснелся и часто задышал. Случайно оброненные слова «нам всем» несколько расковали его, и он заговорил живее:

— Зутис шепнул, что у него ко мне важное дело, и пригласил приехать вечерком в Шлоку, в трактир «Зеленое дерево» с деньгами и списками.

— Со списками? — вмешался Изакс. — Это что-то новое! Про списки ты нам не говорил.

— Да позабыл я! Списки-то не у меня хранились. Чего ж мне было о них думать? Так я и сказал тогда Зутису, что храню только деньги. Он больше про списки и не заговаривал. Я подумал, что деньги срочно для дела нужны, и, само собой, сделал, как было велено, привез. Зутис меня уже дожидался. Он сказал, что скоро должен подойти товарищ из центра, и предложил пока, чтоб не мозолить глаза, пройти в корчму, пропустить по кружечке. Вот и все.

— Как все? — удивился Плиекшан. — Не хотите же вы сказать, будто пропили все в жалкой корчме?

— Не знаю, товарищ Райнис. Никогда со мной такого не было, чтоб с первой кружки затмение нашло! Но в тот раз так оно и вышло. Точно я натощак не пива хлебнул, а два шкалика из горла опрокинул. Так голова кругом и пошла… Не помню даже, как дотащился до дому. Целые сутки проспал! На работу не вышел!.. А когда проспался, то все еще пьяный был или больной. И шатало меня, и в ушах свербело, а слабость нашла такая, что даже и сказать не могу. Точь-в-точь осенняя муха на стекле. Потому я на собрание не пришел, что не только окончательно обессилел, но и вообще все начисто позабыл. Все как ветром из головы выдуло. Это уж я после припоминать стал, что да как… Сперва, понятное дело, за пазуху полез, где у меня деньги в платке хранились. — Строгис побледнел и сник. — Одним словом, все до копейки…

— А вы уверены, что действительно пропили деньги? — спросил Плиекшан. — Что их у вас не украли?

— Так ведь Упесюк сказал, жандарм…

— Кто-кто?

— Жандармский унтер наш, господин Упесюк, или не знаете?

— При чем же он здесь? — Плиекшан кое-что уже начинал понимать. — Отчего вы сразу не рассказали обо всем товарищам?

— Вот и я его об этом спросил, — проворчал Екаб. — В кутузку, говорит, угодил.

— Помолчите покамест, — попросил Плиекшан. — Продолжайте, Строгис.

— Я, когда чуток опомнился и на улицу выполз, так тут же и бросился к товарищу Яну, — Строгис метнул на Изакса виноватый испуганный взгляд, — да не тут-то было! Меня урядник наш сцапал, Теннис, говорит: вы, господин Строгис, устроили дебош и в пьяном виде набезобразничали, за что пожалуйте в участок. Ну, привели меня, а пристав Грозгусс даже разговаривать не захотел. Только перчаткой взмахнул: мол, бросьте эту пьяную рожу в холодную, пусть хорошенько проспится. — Строгис замолк и грузно привалился спиной к сену.