Борис Мееровский - Джон Tоланд

Справедливости ради нужно сказать, что, обнаружив серьезный пробел в учении Спинозы, Толанд сделал из этого неправомерный вывод о том, что философская система голландского мыслителя «в целом неверна и лишена какого бы то ни было основания» (там же, 146). В пылу полемики Толанд допустил ошибку в общей оценке спинозизма, не заметил всей глубины и правильности исходного основополагающего принципа Спинозы, провозгласившего природу (субстанцию) причиной самой себя (causa sui). Недооценка Толандом спинозовской концепции субстанции не позволила ему увидеть, что понятие «causa sui» имплицирует понятие самодвижения. «...Если бы Спиноза развил дальше то, что заключается в понятии causa sui, — писал Гегель, — то его субстанция не была бы чем-то неподвижным» (24, 11 , 286).

Однако Толанд был прав в том отношении, что выявил непоследовательность Спинозы в истолковании движения, убедительно показав, что, отрицая атрибутивный характер движения, голландский философ не смог удовлетворительно объяснить ни происхождения самого движения, ни того, каким образом возникает многообразие конечных вещей из неподвижной субстанции.

Критика Толанда направлена не только против Спинозы. Автор «Писем к Серене» критиковал всех тех, кто считал, что «материя сама по себе бездейственна» и что движение ей «сообщило божество» (4, 1 , 143). «Я отрицаю, — подчеркивал Толанд, — что материя есть или когда-либо была бездейственной мертвой глыбой, находящейся в состоянии абсолютного покоя, чем-то косным и неповоротливым» (там же, 152) [11] Здесь Толанд в неявной форме полемизирует с главным представителем идеалистической философской школы кембриджских платоников Р. Кедвортом. В своем сочинении «Истинная интеллектуальная система мира» (1687) последний как раз утверждал, что материя является сама по себе «мертвой глыбой» и что только благодаря духу она приобретает движение и силу (см. 35, 213). . Подобный взгляд на материю мог утвердиться, по мнению Толанда, потому, что философами не проводилось различия между пространственным движением отдельных тел и движущей силой, или активностью, материи. Первое есть только изменение положения тела и является следствием внешней силы, приложенной к телу. Второе же внутренне присуще материи, составляет ее атрибут.

Выдвигая положение о необходимости различения активности как всеобщего свойства материи и простого механического движения тел, Толанд предлагал ввести во избежание смешения этих понятий специальную терминологию. Так, для обозначения активности, или движения, как внутренне присущей материи движущей силы он употреблял термины «action» или «moving force». Пространственное же движение он обозначал термином «local motion» или просто «motion». «Это последнее, — замечал философ, — является лишь некоторым изменчивым определением активности, которая всегда, в целом и в каждой части, одна и та же и без которой движение не может принимать никаких модификаций» (там же). Как видно, Толанд сумел выявить существенный недостаток той концепции движения, которая преобладала в философии Нового времени и разделялась ее виднейшими представителями, а именно сведение движения к перемещению тел в пространстве, непонимание того, что материи присуща активность, способность к самодвижению, являющаяся причиной всех форм движения, источником многообразия тел и их изменчивости. «...Всякая вещь претерпевает бесконечные изменения, — писал Толанд, — т. е. находится... в непрестанном движении» (там же, 171). Таким образом, английский философ-материалист выходил в известной мере за рамки чисто механистического истолкования движения и приближался к его диалектическому пониманию, согласно которому «движение, в применении к материи, — это изменение вообще» (1, 20 , 563).

Важно отметить, что Толанд стремился обосновать положение об изначальной активности материи, а также об универсальном характере движения, его всеобщности. Как же доказывалось это положение?

Прежде всего Толанд обращал внимание читателя на многообразие материи, на бесчисленное множество ее модификаций и акциденций, которые не могут быть выведены только из протяжения материи. Если приписывать материи лишь одну протяженность, если мыслить ее без движения, то это должно быть нечто лишенное всяких свойств и отношений, всяких чувственных качеств, ибо все это непосредственно зависит от движения, является естественным и несомненным следствием движения (см. 4, 1, 157).

Во-вторых, «общепризнанная делимость материи также неопровержимо доказывает, что материя не может быть мыслима без движения, так как именно движение делит ее на разные части» (там же).

В-третьих, Толанд решительно отверг понятие пустоты, признание которой, по его мнению, предполагает бездеятельность материи. Понятие пустоты, указывал философ, есть одно из многочисленных заблуждений, вытекающее из определения материи только через протяжение. Но если принять, что материя в такой же мере активна, как протяженна, то понятие пустоты теряет всякий смысл. (Мы вернемся в следующем параграфе к критике Толандом понятия пустоты в связи с рассмотрением его взглядов на пространство и время.)

В-четвертых, Толанд опровергал точку зрения тех философов, которые признавали наряду с движением состояние полного покоя и на этом основании объявляли материю бездеятельной, делали вывод о порождении движения какой-то особой силой. Возражая сторонникам такой точки зрения, Толанд рисует картину всеобщего движения «мировой материи», извечного круговорота, совершающегося в природе. Все тела (камни, металлы, растения, животные, люди) являются «звеньями одной общей цепи», и поэтому «их материя... переходит из одного в другое и обратно... земля превращается в воду, вода — в воздух, воздух — в огонь, а затем обратно, и так без конца» (там же, 168). В процессе постоянного движения, возникновения и уничтожения находятся «все части вселенной», как «крупные системы», так и «мельчайшие частицы» (там же). Наши собственные тела ничем не отличаются в этом отношении от других тел. «Мы находимся в постоянном течении, как река, и с полным разложением нашего тела после смерти войдем составными частями в тысячу других предметов» (там же).

Что касается покоя, то он есть не отсутствие всякого движения, а лишь известное ограничение последнего. Так, корабль, идущий под парусами вверх по реке, может некоторое время стоять на месте, если сила ветра сравняется с силой течения. Но стоит только одной из этих сил перевесить другую, и корабль снова придет в движение. Поэтому не существует «абсолютной бездеятельности тел, а есть только относительный покой по сравнению с другими телами, изменяющимися на наших глазах» (там же, 174). Движение же, напротив, носит абсолютный характер, оно присутствует в каждой частице материи, служит субъектом всех изменений и различий. Суммируя сказанное, философ подчеркивал: «...движение есть существенное свойство всей материи в целом» (там же, 177); «одно движение всегда сменяется другим движением, но никогда не сменяется абсолютным покоем» (там же, 193). Окружающий нас материальный мир не знает, согласно Толанду, ни дряхлости, ни упадка; он вечен и бесконечен, постоянно меняется и обновляется. «Но изменения в частях не влекут за собой никакого изменения вселенной, ибо ясно, что постоянные изменения, переходы и превращения материи не могут вызвать ни увеличения, ни уменьшения ее общего количества, как ни одна буква не прибавляется к алфавиту и не убавляется от него из-за бесчисленных сочетаний и перестановок букв в великом множестве слов и языков» (там же, 169). Короче говоря, «мир во всех своих частях и видах пребывает во все времена в одном и том же состоянии» (там же).