Виктор Будаков - Генерал Снесарев на полях войны и мира

В те годы первое января не было праздничным, это был обычный день, если он случайно не приходился на воскресенье. Но на старый Новый год приходила Антонина Васильевна Нежданова с Николаем Семёновичем Головановым. Появлялась в огромной четверти (были такие бутыли) необыкновенная бабушкина вишнёвая наливка. Разговоры велись около музыки, театра, искусства. Как-то разговор зашёл о композиторе Калинникове; был извлечён мамин фортепьянный экземпляр его симфонии, Николай Семёнович проиграл несколько страниц и объявил, что совершенно забыл о ней и непременно возьмёт её на один из ближайших концертов в консерватории. Он был ярым пропагандистом русской музыки и русских исполнителей, в связи с чем испытывал серьёзные неприятности в Большом театре и вообще в музыкальном мире. На концерт музыки Калинникова он прислал пригласительные билеты в директорскую ложу. В другой раз, это было 13 января 1929 года, он аккомпанировал мне лёгонькую шотландскую песенку Бетховена “Милее всех был Джемми”, и Нежданова сказала, что будет заниматься со мной. Я занималась с ней с октября 1929 года. После ареста папы платить ей за обучение мы, естественно, не могли, однако уроки ещё некоторое время продолжались бесплатно. Потом занятия сошли на нет, но великая артистка периодически помогала нам в трудные времена…

Театры экспериментировали… Режиссеры по-новому “прочитывали” знакомые пьесы; они часто ставились дыбом. Даже Большой театр не избежал подобного спектакля, поставив “Севильский цирюльник” дыбом, где женщины играли мужские роли, а мужчины — женские. Геня был, конечно, поклонником новых исканий, превозносил Мейерхольда, нашёл какие-то пути в его театральную мастерскую. В 1926 году он кончает университет и зачисляется стажёром в Московскую коллегию защитников. Получает первые дела, тщательно готовится к выступлениям и репетирует свои речи. Все слушают его речь, и папа порой вставляет какое-нибудь сравнение, оборот, советует заострить на чём-то внимание, сгладить то-то или то-то…

Кира кончает школу и готовится к поступлению в Институт востоковедения. Кроме того, он начинает серьёзно заниматься спортом, особенно конно-лыжным и лыжами: Ходит на секцию бокса, участвует в общемосковских соревнованиях по боксу и иногда гуляет с кровоподтёками на лице. Летом усиленно занимается теннисом. И по всем видам спорта имеет очень хорошие результаты. Весной 1926 года в Москве было наводнение, река вышла из берегов, и некоторые улицы и площади города оказались под водой. Кира был записан в Общество спасения на водах, и ему была поручена Дорогомиловская площадь (перед Киевским вокзалом), через которую он перевозил людей в лодке…»

В марте 1926 года умер Алексей Алексеевич Брусилов.

Отношение к нему Снесарева всегда было сложное, менялось, но после Гражданской войны они, многое пережив и став терпимее, сблизились до отношений дружественных. Часто бывали друг у друга, ввели в обиход дни русских побед, празднование Дня георгиевских кавалеров, а незадолго до смерти Брусилов попросил Снесарева разобрать его бумаги, рукописи, воспоминания, письма. (Здесь требуется пояснение. Брусиловских «Моих воспоминаний» как цельной рукописи не существует. Над нею работали трое военных, разумеется, среди них и Снесарев, да ещё пыталась навязать свою волю вдова, которая, как она уверяла, помнила слово в слово всё, сказанное Брусиловым, — дело доходило подчас до несуразицы; так что «Мои воспоминания» искусно и бережно сложены из архивных бумаг, в них есть страницы воспоминаний именно брусиловской руки, сохранены брусиловская интонация, его взгляд и настроение.)

Трудно сказать, насколько боевые соратники были солидарны в вопросе перерождения Красной армии в армию Русскую, помнящую отечественную традицию, но, по давнему убеждению Снесарева, любая призванная и способная защищать родину армия лучше никакой — отсутствующей, ибо в незапертые и неохраняемые двери чаще забредают тати и разбойники, нежели добрые странники.

Похороны Брусилова были даже для Москвы многолюдны. Огромная процессия провожала гроб на Новодевичье кладбище. Снесарев говорил слова прощания, при всей искренности их чувствуя приблизительность и необязательность их, как и любых иных, поскольку главные слова обычно произносят смерть и посмертная история. На похоронах была и его дочь Женя, краем глаза она видела могилы известных и даже знаменитых — в краснокирпичной ограде покоилась своими высокими именами Россия.

Дочь впервые вдруг остро почувствовала преходящность всего земного, и только галки и грачи над куполом Смоленского собора, над высокими нагими деревьями казались навсегда обречёнными быть живыми и кружиться, кружиться, кружиться над Новодевичьим монастырём.

Последний отрезок двадцатых годов — вершина судьбы. Вернее, вершина успеха. Путь к вершине — через гористые подъёмы. Пики — книги: «Авганистан», «Введение в военную географию», «Физическая Индия». Масса лекций, масса статей и рефератов, рецензий… Иные статьи, как «Унтер-офицерский вопрос», «Гримасы стратегии», «Единая военная доктрина», «Русский Восток как задача краеведческого изучения», «Послевоенные расчёты держав Антанты», по значимости стоили целых книг.

Профессор и старший руководитель Военно-воздушной академии, профессор Военно-политической академии, военный руководитель Института востоковедения читает лекции не только в названных учебных заведениях, но и в Межевом институте, основанном ещё при Екатерине Второй для отвода земель, упорядочения карт, планов, читает и на всяческих гражданских и военных курсах, даже на курсах военных прокуроров; выступал несколько раз в Институте красной профессуры, но был невысокого мнения о его преподавателях, говорил, что не имеют классического образования, а уже — профессура. Даже неполный список лекций и докладов Снесарева — свидетельство поразительной широты его знаний: «Поход Тамерлана против Тахтамыша в 1391»; «Война в людских суждениях»; «Индия в Мировую войну 1914–1918»; «Генеральный штаб и его назначение»; реферат о книге Э. Фалькенгайна «Верховное командование 1914–1916»; «Ф. Бернгарди о войне будущего»; «Новое в жизни Авганиста-на»; «Историк Ганс Дельбрюк и его школа»; «Военно-экономические перспективы Германии»; «Людендорф и Фалькенгайн как стратегические антиподы»; «Стратегия истощения и стратегия окружения».

2 февраля 1928 года постановленем Президиума ЦИК СССР Андрею Евгеньевичу Снесареву за многолетнюю и полезную деятельность по строительству Вооружённых сил было присвоено высшее в стране звание Героя Труда. 24 февраля 1928 года в газете «Красная звезда» был напечатан список лиц, получивших это звание; среди них знаменитые конструкторы-оружейники Ф.В. Токарев и В.А. Дегтярёв, В.Н. Чеботаревский и Л.В. Чижевский. Прибывший из Калуги и приглашённый Снесаревым на чай, Чижевский рассказывал о космосе и Циолковском, не без гордости поведал о наблюдениях своего сына Александра, который уже к тому времени подметил, что между циклами солнечной активности и жизнью на земле существуют связь и зависимость, что природные и социальные бедствия на Земле совпадают с «неблагополучными» явлениями на Солнце — появлением и исчезновением пятен, выбросом крупных протуберанцев. Впоследствии Александр Леонидович Чижевский положил основание космической биологии, впервые применил математические методы при изучении физических свойств крови в кровяном русле; он был избран почетным членом многих академий наук и академических обществ мира.