Анатолий Вишневский - Перехваченные письма

Да и у меня огорчение, не знаю, что происходит с моими женскими делами: или я больна, или там что-то зреет… Мне никогда не удавалось легко отделываться. Неужели еще предстоят мучения?

Сереженька, я не сержусь на вас за эту гадкую историю, я хорошо понимаю, что это моя несчастная женская доля. Если б не сложная материальная (мы всегда не знаем, что будет завтра, даже в мирное время) жизнь и если б не желание все-таки, вопреки всему, заниматься живописью, я считала бы нормальным создать естественного друга Мише. Но вы знаете, что это не особенно сильный аргумент, особенно сейчас. Иногда спрашиваю себя: как мы могли так мало обо всем этом думать? Ну, ничего не поделаешь, суждено, значит, еще пострадать.

Жалко мне, что приходится вас огорчать, но боюсь, что, скрывая от вас свои огорчения, я начну скоро писать бездушные письма.

30 марта 1940

Мой славный Сергушка, вчера написала вам огорчительное письмо, но зато сегодня пишу вам радостное, все благополучно на женском горизонте, ура! Я счастлива, по глупости последнюю неделю волновалась. Если б вы знали, как я жалею, что огорчила вас грустным письмом своим. Я почти неделю скрывала от вас свои опасения, зачем не подождала еще один день? Ах ты, черт, прямо волосы хочется рвать на голове, ну и глупая же у меня голова.

Был Сутин. Я ему ничего не показывала, мы в течение четырех часов разглядывали репродукции, говорили о живописи. Анюта критиковала Рембрандта, Тициана, Courbet, Кранаха, и меня, и Сутина — всех в одну кучу, кроме Рафаэля. Сутин был мягок и очарователен, говорил ей, что не стоит смотреть его вещи, иначе она ночью будет плохо спать. Она с трудом верила, что он продает дорого, он был так ободран, дыры на локтях…

Завтра он должен будто бы прийти смотреть мою живопись. Анюта тоже придет. Она, чудачка, тяжелое, но милое существо: она не замечает реальности, считаете, что Сутину открыла глаза и что он внимательно прислушивается к ее мнению. Ну не очаровательна ли она в своей наивности?

2 апреля 1940

Один сеанс Валентина обещала мне и Сутину, но один, не больше двух часов и у меня. Сутин сюда притащится, хотя ему это очень неудобно, но уж, кажется, больно Валентина понравилась, а я давно к ней пристаю. И как видите, он скромно и по-товарищески поступает. Обращаемся мы друг с другом весьма просто, он со мной не как с начинающей и подающей надежды, и я с ним не как с мэтром.

Наверно, у меня ничего не выйдет, но любопытно, не правда ли? Я считаю, что нельзя делать портрет без сходства, это неинтересно. Вы можете ответить, что я делаю без сходства, но это я буду оспаривать. Я считаю, что делаю портреты со сходством, во всяком случае, всегда ищу сходство, не формальное, а психологическое, выражение, то что я считаю самым главным и существенным в человеке. Люди, конечно, не знают своей сущности и поэтому часто находят, что они не похожи. Сходство в портрете необходимо, иначе человек не живой.

17 апреля 1940

Анюта писем от Сони не имеет… Я думаю, что они боятся переписки с заграницей, как я вам уже говорила, некоторые люди получили из Польши письма с просьбой не писать им. То же самое происходит тут. Из страны Сони абсолютно никто не получает писем. Броня вчера получила через Румынию привет от ее родных из Польши. Очень голодают, но живы. Как видите, это и нам наука не волноваться, а ждать спокойно известий, когда-нибудь придут.

Правильнее всего думать, что они живы, но что им тяжело и что мама о вас очень волнуется, но что они абсолютно всего и всех боятся. Все это как тяжелый сон, хочется поскорее проснуться.

Миша играл на дворе с детьми. Потом, сидя на горшке, меня спрашивает: Майя ему сказала, что ее папа mort в автомобиле. Что означает «mort»? Я перевела эти слова, он часто говорит: Миша или Джеки умирают от холода.

22 апреля 1940

Дорогой мой, вы пишете, что боитесь впасть в мистику, но ведь то дьявольское, что сейчас происходит, не мистика, а факт, и возможно правы те ясновидящие, которые говорят, что если люди не станут лучше, наш материк погибнет от огня. Но они считают, что от подземного огня (это уже область мистики).

Миша смеялся во сне и проснулся от собственного смеха: ему, оказывается, снилось, что он едет на поезде и что ему очень весело, весело заливался во сне. Он сегодня видел много поездов на Gare du Nord [248].

Без даты

Идушка моя, славная моя, хорошая детка, ради Бога, успокойтесь, повеселейте, не давайте волю своим нервам, не зовите на себя беду мрачными мыслями и горечью. Мне страшно сегодня оттого, что вам нехорошо, от вашего страха перед переездом. Руки и ноги отнимаются, обеими руками написал бы вам: оставайтесь, если бы я не был так уверен, что оставаться в Париже — это идти добровольно на смертельный риск. Те, кто не может уехать, — что поделать? Но вы можете, вам нельзя оставаться. Вы ведь обычно умеете так трезво анализировать свои мысли и ощущения, вы у меня такая умница хорошая, подумайте хорошенько — не состоит ли ваш страх отъезда главным образом из тяжелого воспоминания предыдущей поездки, из нелюбви ездить одной и из тоски покидать привычную и любимую жизнь? Вы, конечно, неправы, когда думаете, что в городе безопаснее: в городе завод, вокзал или аэродром не за 20 верст, а рядом, на каждом шагу, да и просто эти мерзавцы могут бомбардировать Париж, чтоб расстроить жизнь и убить побольше людей. Разрушить пол-Парижа они могут, а забросать бомбами даже десятую часть французской земли не могут никак. Вокруг нас, здесь, ни одной бомбы не упало, хотя аэродромы уже свою порцию получили. Вспомните, Идушка, вы мне всегда говорили, что верите в мудрость молвы, что будете поступать так, как окружающие. Подумайте, много ли остается в Париже женщин с детьми из тех, кого ничего с Парижем не связывает?

Я пишу вам все это не чтобы уговорить вас ехать (вы ведь пишете, что уже решили), а чтоб успокоить вас, показать вам правильность этого решения.

Теперь насчет выбора места. Если вы Soulac'a не боитесь (по причинам сентиментальным, которые я вполне уважаю), если это только вопрос общества, то имейте в виду, что Soulac гораздо безопаснее, чем у Ани. Я не знаю местности, где Аня живет, но знаю, что она смежна с крупнейшим заводским районом и что она не так уж далека от возможных фронтов. Soulac же идеален — дальше всего от возможных «театров» и в пустой местности, где бомбовозам нечего искать. Но тут уж я не хочу давить на ваше решение: если вам Soulac представляется очень неприятным, езжайте к Ане.

Теперь насчет Джеки. Идушка, я очень прошу вас, возьмите его с собой, это вам обойдется, может быть, в 100–150 фр. и немного возни в дороге, но ваше сердце будет радоваться, и греха не будет на душе. Попросите кого-нибудь справиться на вокзале, как ее можно провезти и что нужно сделать. Я знаю, что это разрешается. И с вами в вагоне, и даже, кажется, без корзины, нужно только заплатить за билет. Если вы ее возьмете, эта поездка вам меньше будет казаться бегством и будет больше походить на обыкновенное путешествие. В деревне собака мешает меньше, чем в городе, да и в жопу их, людей, не любящих животных. Даже если вы поселитесь у Ани, вы ведь поселитесь у нее временно, а потом найдете себе комнатушку.