Семeн Бронин - История моей матери. Роман-биография

Его трудно было ввести в заблуждение. Рене рассказала про Люка.

— С уголовником связалась? Тогда все понятно… Опасная публика, но иной раз незаменимая. Не боялась с ним дело иметь?

— Нет, конечно. Такие же люди, как мы.

— Да? — он поглядел на нее с сомнением.

— Конечно! — сказала Рене и припомнила: — Тут с ним смешная история вышла…

— Какая?! — Кашен оживился и приготовился слушать: он любил анекдоты.

Рене стала рассказывать о посещении на дому Мишеля — задержалась, чтобы объяснить, кто такой Морен.

— Морена я знаю! — поторопил он ее. — И ты с ним, с этим вором, к нему домой пришла? Представляю себе!.. — и когда она кончила рассказ, пошевелил губами, словно вытверживая его: чтобы взять в свою обойму. — «Пока другой подворовывает?» Да. Это тебе не перевернутая лодка, похлеще …

— Вора к себе в дом позвать можно, — сказала она. — Ничего не пропадет, а вот как вы к себе чужих журналистов называете? Не боитесь, что что-нибудь вынесут?

— Народ точно вороватый, похлеще жуликов, — согласился он. — Но необходимый, с другой стороны… — И пояснил: — Журналисты общаются между собой. Обмениваются информацией. Это проще, чем доставать все одному. Мне одно подходит, другому другое… А то, что они подкалывают друг друга, так это в порядке вещей. До определенных границ, конечно… Кроме того, некоторые вещи лучше у них печатать, чем у нас. Разные варианты могут быть, короче говоря.

Рене вспомнила Дорио:

— Дорио говорил примерно то же. Только по другому случаю…

— Да? — он поглядел с любопытством. — И что именно?

— Про муниципалитеты. Хотя они могут быть и разной партийной принадлежности, но интересы могут быть общими. Экономические, он имел в виду.

— Это так. — Он поглядел загадочно и проницательно. — Вообще каждый, кто занят делом, его практической стороной, имеет свой взгляд на вещи. Отличный от теоретиков… Тут кроется половина наших раздоров, — прибавил он и снова поглядел на нее, как бы запоминая. — А что у тебя за знакомство с Дорио? Что он тебе такие секреты выкладывал?

— А он ни от кого ничего не прячет. И никаких особых отношений у меня с ним не было. Просто разговаривали. Как сейчас с вами.

— Он сомнительный человек, — сказал как бы по обязанности Кашен. — Деньги тратит на что не надо. Если ты догадываешься, о чем я.

Это она уже слышала. Странная связь вдруг пришла ей в голову: Морис-полицейский с его любовью к поэзии — и Кашен с художниками…

— И это уже говорили, — загадочно произнесла она.

— Кто? — Он почувствовал неладное. Рене решилась.

— Один высокий чин из полиции. В «Максиме», — приврала она, потому что не знала названия ресторана, в котором тогда побывала.

— Где? — Глаза его расширились от неожиданности. Он не сразу пришел в себя: потрясение было не меньшим, чем у Морена при известии о профессии Люка. — С тобой не соскучишься. Вот уж где я никогда не был — так это в «Максиме». Там же чудовищные цены?

— Я не платила. Да и он тоже.

— Ну конечно… Я все забываю — азы классовой борьбы… И что же вы там делали? Говори, раз начала, — и стал смотреть мимо, уверенный в том, что имеет дело с осведомительницей, проболтавшейся по молодости лет о своих связях.

— У меня подруга в лицее была, а у нее отец в полиции.

— И что с того?

— Пригласил обеих в ресторан.

— Вас двоих? Никогда этому не поверю.

— Не просто так, конечно. — И Рене рассказала, как было дело. Он по ходу ее рассказа смягчался и приходил в себя.

— И чем все кончилось?

— Швырнула в его сторону тарелкой с креветками и сюртук ему испачкала.

— Да? — он уже верил ей. — А с подругой как?

— Не дружим. Потому что она знала, зачем он меня позвал, и не сказала.

— Так оно, наверно, и было, — окончательно признал он. — Про креветки они б не выдумали. Я имею в виду провокаторш. Слишком уважают своих начальников… Да те и не водят их в «Максим»…. Это после плакатов было?

— Ну да. Из-за них весь шум. После этого ко мне в лицее стали хуже относиться.

— А ты как хотела?.. Ладно, Рене. Я тебе только один совет дам… — Он помолчал, соразмеряя слова. — Ты анкету уже заполняла? Которую у нас активисты пишут? Там, где тысяча вопросов и кажется, что все ненужные.

— Нет. Даже не знаю про нее.

— Как это?

— Не знаю… Может, потому, что я несовершеннолетняя?

Он кивнул.

— Это может быть. Все-таки страна римского права — считается с условностями. Хорошо, раз так. Когда будешь заполнять — а там будет уйма вопросов: и про родственников и друзей — не пиши ничего про «Максим» этот. Там будет вопрос: встречались ли вы прежде и при каких обстоятельствах с полицейскими чинами и, если да, то что на этих встречах говорилось… Не было у тебя ничего. Анкета эта неизвестно куда потом пойдет, и кто ее читать будет… Понятно?

— Понятно, — сказала Рене (и была потом всю жизнь благодарна ему за это предупреждение)…

Они вышли из кабинета.

— Долго вы там были, — Марсель на миг приревновала отца к Рене. — Рассказывал ей что-нибудь?

— Не столько я ей, сколько она мне. У нее, несмотря на юный возраст, много жизненных впечатлений… — Он поглядел еще раз, и в последний, на недавнюю собеседницу. — Познакомились — может, еще встретимся. Пойду в Бюро партии. Там новое заседание по поводу этого банка. Денег нет.

— Возьмите у русских, — посоветовал Ориоль.

— Каких русских? — не понял Кашен и сделался неприветлив: Ориоль перешел границу дозволенного. — Белогвардейцев? Они не дадут ничего. А других русских мы во Франции не знаем. — И ушел пасмурный: ему предстояло неприятное объяснение с «группой молодых», пытавшейся в последнее время узурпировать власть в партии. В эту группу входил и Дорио, и здесь крылась главная причина его личной к нему антипатии.

— Что это ты про русских сморозил? — выговорила Марсель Ориолю. — Такие вещи вслух не говорят.

— Так я ж не из вашей компании. А все остальные во Франции только об этом и судачат.

— Что мы берем деньги у русских?.. — Марсель взглянула на него с легким превосходством. — А мы вот сегодня наоборот сделаем. Русским денег дадим.

— Это как? — насторожился Серж: у него, как у всякого сотрудника «Юманите», лишних денег не было.

— Пойдем в русский ресторан. Там казаков послушаем. А то говорим все — русские да русские, а сами их в глаза не видели. Поют хорошо, — объяснила она Рене.

— Икру будем есть? — Ориоль хоть и был богаче Сержа, но на икру и его бы не хватило.

— Не обязательно икру. Зачем разорять вас? Что мы, капиталисты? Там блины можно взять. И икра есть не черная, а красная. Она дешевле, но тоже вкусная. Пойдем, Рене? — спросила она новую подругу, будто согласием тех двоих она уже заручилась.

— В следующий раз как-нибудь. — Рене была полна впечатлений, которым следовало отстояться. — Надо в Стен ехать. Меня дома потеряли. — И Серж взглянул на нее с невольной благодарностью.