Мария Тортика (Лобанова) - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

Раковский указал, что исключение из ЦК двух виднейших деятелей партии, соратников Ленина, является громадным ударом по всей партии, что аргументы в пользу их исключения убоги, что в выступлениях представителей руководящего большинства отсутствовал анализ внутреннего и международного положения страны и прежде всего того, как исключение Троцкого и Зиновьева из ЦК отразится «на состоянии классов внутри страны и за рубежом». Раковский высмеял аргумент Сталина по поводу брошюры Троцкого 1904 г., которую тот действительно посвятил «дорогому учителю П. Б. Аксельроду». [1003]«Я не знаю, – отмечал Раковский, – забыл ли Сталин или он не знает, что Ленин несколько раньше тов. Троцкого также назвал Аксельрода “дорогим учителем”». [1004]«Нельзя также считать аргументами всю ту дребедень, все те антибиографические и биографические сведения, которые в изобилии приводились здесь, но которые с излишком покрываются обоснованной теоретической критикой, которую мы слышим со стороны оппозиции».

Показывая, по каким причинам фигурировали только аргументы о партийной дисциплине, Раковский, по существу дела, отмечал демагогию сталинской группы, хотя и не употреблял этого термина. «Приводя эти аргументы, легче всего возбудить ненависть и озлобление против оппозиции. Партия не знает, кто является первым, систематическим и самым ответственным нарушителем партийного устава, партийной дисциплины и партийного единства. Значительная часть молодых членов партии еще склонна принимать существующий режим в партии за нормальный режим, а всякое уклонение – не от партийного устава, а от искаженного партийного режима – она принимает за нарушение устава, за нарушение дисциплины и единства партии».

Оратор отверг прозвучавшее на пленуме обвинение по адресу оппозиционеров в связи их с контрреволюционным подпольем, внезапно возникшим «делом о заговоре», о некоем «бывшем колчаковском офицере» и группе бывших эсеров. [1005]Он показал, что в длинном докладе на пленуме председателя ОГПУ В. Р. Менжинского в оглашенных им показаниях арестованных лиц не было ни прямого, ни косвенного намека на какое-либо отношение этого дела к борьбе оппозиции.

Склонный к историческим аналогиям, внимательно следивший за литературой о европейских революциях XVIII–XIX вв., Х. Г. Раковский обратил внимание на книгу известного французского историка Жоржа Ленотра «Робеспьер и Матерь Божия», написанную на основе архивных документов. [1006]В книге рассказывалось об одной старухе, мнившей себя «Матерью Божией» и имевшей какое-то отдаленное, по существу дела случайное отношение к Робеспьеру. Собирая обвинительный материал против него, враги облыжно приписали ему связь с указанной дамой, построив «на этой дребедени» обвинение в заговоре против конституции. «Разве история должна повторяться в самых мельчайших подробностях?» – вопрошал Раковский. [1007]

Наиболее подробно, учитывая характер своей предыдущей деятельности, Раковский остановился на той связи, которую он усматривал между внутрипартийным положением и борьбой в ВКП(б), с одной стороны, и тактикой международного капитализма – с другой. Приводились данные о том, что в западных буржуазных кругах борьба в СССР воспринимается как конфликт между революционным крылом (оппозицией) и умеренной частью (большинством), и это приводит к некоторым практическим выводам. В правящих кругах капиталистических стран возникает установка на торможение в решении вопроса о долгах, так как, по их мнению, большевики «будут вынуждены признать долги и в будущем заплатить нам больше, чем это готовы были бы сделать теперь». В качестве иллюстрации того, как, «ставя ставку на умеренное большинство ЦК, международный империализм дает нам бои и, самое главное, выигрывает их», Раковский привел конфликт с Францией, связанный с его отозванием с дипломатического поста. Кампания против полпреда, по его убеждению, исходила из предпосылки, что он, принадлежа к оппозиции, может не надеяться на защиту собственного правительства, в доказательство чего приводились документальные выдержки из французских газет, заявления А. Бриана и т. п. «Эта уверенность нашла видимость подтверждения в пассивности Наркоминдела и Политбюро по отношению к своему представителю в Париже». «Исторический смысл последнего франко-советского конфликта заключается в том, что переговоры на тех основах, которые Политбюро считало единственно совместимыми с нашими политическими и экономическими интересами, сорвались. Французское правительство будет теперь выдвигать новые требования… Теперь мы входим в новую полосу, когда соглашение будет возможно ценой капитуляции с нашей стороны. Изменить создавшееся положение к выгоде для нас можно только решительным изменением всего партийного курса».

В этих высказываниях проявлялась неоправданная экстраполяция фиксированного политического момента на будущее, не учитывалась поливариантность развития как СССР, так и капиталистического мира. Но с точки зрения того конкретного положения, которое имело место во второй половине 1927 г., анализ Раковского был весьма убедительным.

Х. Г. Раковский высказал убеждение, что вера «сторонников аппаратной власти» в укрепление партии путем избавления от оппозиционеров является самообольщением. «Коммунистическая партия, которая перестает свободно обсуждать – конечно, в рамках подлинного партийного устава – крупные вопросы внутренней и внешней политики, такая партия не смогла бы удержать свою роль руководителя пролетарской диктатуры и международного рабочего движения. Я жалею руководителей партии и Политбюро, если они и дальше будут считать, что можно руководить великим революционным государством в тягчайшей международной и внутренней обстановке, опираясь не на сознательного партийца, а на своего аппаратчика. Я жалею этих товарищей, когда они ищут опоры в тех людях, которые, являясь только тенью самих руководителей, будут вторить тому, что им предписывается из агитпропов, что им преподносится по шпаргалке. Таким образом руководить страной нельзя!»

Раковский заключал тезисы своего непроизнесенного выступления убеждением, что руководящая группа не в состоянии возвратиться с того гибельного пути, по которому она идет, что исправление создавшегося положения может быть осуществлено только самой партией.

Это был документ, исполненный решимости продолжать борьбу за возвращение к ленинской политике, как ее понимали оппозиционеры, но в то же время наивно недооценивавший те тягчайшие административно-бюрократические деформации, которые, имея корни в самих политических представлениях и государственно-политической практике Ленина, уже произошли в партии и которые не давали реальной возможности обычным квазидемократическим путем устранить Сталина и его группу с руководящих партийных и государственных постов.