Мария Тортика (Лобанова) - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

М. П. Томский, председатель ВЦСПС, столь же презрительно отозвавшись о речи Раковского, счел все же своим долгом напомнить, что тот был талантливым оратором партии, человеком с колоссальным политическим опытом, умом и являлся вдумчивым политиком. [1086]

Довольно любопытную речь произнес московский делегат Михайловский. Касаясь того, что деятелей оппозиции встречают криком и свистом на собраниях, он привел выдержку из письма, полученного из Харькова, о том, что «на пленуме горсовета освистали Раковского – того самого Раковского, которого мы в прошлый его приезд внесли на руках на третий этаж и поставили на стол, так как другого места не было – все было забито массой людей». Оратор отрицал, что свистунов подготовил Каганович, но сам контекст речи был таков, что чувствовалась не только подспудная уверенность, что дело обстояло именно так, но и сохранившаяся внутренняя симпатия к Раковскому. [1087]

Речь Раковского, хотя она и была произнесена лишь частично, сильно задела генсека. [1088]Не случайно целый раздел заключительного слова, причем первый раздел, он посвятил тому, что, видимо, полагал полемикой с этим оппозиционным оратором. Однако слова Сталина отличались от выступлений других ораторов, бичевавших Раковского, как и прочих оппозиционеров, только большей степенью хамства, грубости и самоуверенной бездоказательности, но отнюдь не содержали полемического зерна, были рассчитаны на самые низменные чувства уже верноподданной ему аудитории. Как ни неприятно цитировать его, сделать это придется, чтобы убедить читателя в сказанном. «Всем известно, что Раковский наглупил на Московской конференции по вопросу о войне, – разглагольствовал вождь. – Сюда пришел и взял слово, видимо, для того, чтобы поправить глупость. А вышло еще глупее. ( Смех. ) Я думаю, что выгоднее было бы для Раковского помолчать о внешней политике». И далее: «Раковский утверждает, что оппозиция является левым сектором нашей партии. Это курам на смех, товарищи. Такое заявление делается, очевидно, для самоутешения политических банкротов. Доказано, что оппозиция есть меньшевистское крыло в нашей партии, что оппозиция скатилась к меньшевизму, что оппозиция превратилась объективно в оружие для буржуазных элементов… Раковский, очевидно, окончательно запутался и спутал правое с левым. Помните гоголевского Селифана: “Эй, ты, черноногая… Не знает, где право, где лево!..” Раковский заявляет далее, что оппозиция сигнализирует нам об опасностях, о трудностях, о “гибели” нашей страны. Вот уж действительно “сигнализаторы”, спасающие партию от “гибели”, когда сами гибнут и действительно нуждаются в спасении! Сами еле на ногах стоят, а лезут спасать других! Не смешно ли это, товарищи? ( Смех. )» [1089]

Сравнение приведенного опуса с другими выступлениями Сталина против оппозиции показывает, что эта речь была особенно озлобленной и раздраженной и в то же время, в отличие от других, где были хотя бы некоторые элементы примитивной логики, характерна полным отсутствием возражений по существу, содержала лишь кликушеские вопли. Содержание речи свидетельствовало, что судьба Х. Г. Раковского, правда пока лишь политическая судьба, была предрешена.

Политическая расправа с Раковским была выгодна Сталину еще и потому, что с лета 1927 г. он настойчиво подчеркивал реальность войны капиталистических государств против СССР. Версия о неизбежности войны служила ему средством против оппозиции. Фиктивная угроза внешнего врага издавна использовалась бесчестными правителями как удобное средство для укрепления внутренней власти. Сталин был верным продолжателем такой тактики. «Оппозиция жаждет войны… оппозиция ждет не дождется тех трудностей, которые наступят во время войны для того, чтобы использовать эти трудности в интересах своей фракции. Разве нужно еще доказывать, что люди, раскалывающие Коминтерн и нашу партию, в момент угрозы войны становятся на путь измены революции», – заявил Сталин 1 августа 1927 г. [1090]Такого рода демагогия была тем более эффективной, что и сами оппозиционеры, и Раковский далеко не в последнюю очередь твердили о военной опасности, о неизбежности нападения империалистических государств на СССР и т. п.

Развязанная на съезде идейно-политическая расправа с оппозицией заставила Х. Г. Раковского, в отличие от других оппозиционных деятелей, склонявшихся к капитуляции, лишь утвердиться в правильности своих критических суждений.

10 декабря он совместно с Н. И. Мураловым обратился к съезду с новым письменным заявлением (к нему присоединился также К. Б. Радек). Подтверждая прекращение фракционной работы, Раковский и Муралов настаивали на соблюдении демократических принципов в партии. Они писали: «В то же время мы считаем, что наши взгляды, изложенные в платформе и тезисах, каждый из нас в рамках устава может защищать перед партией. Отказ от защиты своих взглядов в партии политически равносилен отказу от самих взглядов. Такой отказ был бы для нас обязателен, если бы мы убедились в их неправильности, то есть их несоответствии программе ВКП или их маловажности с точки зрения судеб партии и диктатуры пролетариата. В противном случае отказ от защиты своих взглядов явился бы на деле отказом от выполнения своего элементарного долга по отношению к партии и рабочему классу. Мы не сомневаемся, что наши единомышленники, в том числе исключенные из партии, докажут свою верность партии Ленина и не колебнутся в деле ограждения единства, как необходимого условия диктатуры пролетариата. Мы твердо верим, что партия найдет пути снова вернуть в свои ряды исключенных и освободить арестованных за оппозиционную деятельность». [1091]

Этот документ был свидетельством мужества, смелости и принципиальности Х. Г. Раковского.

Показателем этих качеств был и новый документ – заявление от 18 декабря, подписанное, кроме него, И. Т. Смилгой, Н. И. Мураловым и К. Б. Радеком и оглашенное на съезде Смилгой в тот же день. Это заявление было связано с предложением об исключении оппозиционных деятелей из ВКП(б), внесенным Г. К. Орджоникидзе и поддержанным выступавшими делегатами. «Исключение из партии лишает нас партийных прав, но не может освободить нас от тех обязанностей, которые приняты каждым из нас при вступлении в ряды Коммунистической партии. Исключенные из ее рядов, мы остаемся, как и раньше, верными программе нашей партии, ее традициям, ее знамени. Мы будем работать над укреплением Коммунистической партии, ее влияния на рабочий класс». Авторы заявления вновь категорически отвергали приписываемое им намерение создать вторую партию и антисоветскую тенденцию борьбы, характеристику их взглядов как меньшевистских, указывая в то же время на необходимость внутрипартийной реформы.