Мария Тортика (Лобанова) - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

Те, столь же неграмотные, как и писавший протокол, партийные чинуши, которые сочиняли решение, провели его в следующей формулировке: «Тов. Раковскую за принадлежность к троцкистской оппозиции, от которой она не отказалась и в данный момент, так как во время проверки заявила, что она останется при своих взглядах, которые сводятся к следующему: “решения XIV партсъезда были неверны, XV партсъезда и XVI (партконференции . – Авт. ) исправили ошибки XIV съезда, т. е. пошли по пути оппозиции: аппараты задушили рабочих – рабочим живется тяжело, поэтому они бузят; штаб Ленина разогнали (Троцкого); неверие, что пятилетка выполнима, что бедняцко-середняцкие массы к коллективизации еще не подготовлены”, – из рядов ВКП(б) исключить». [1234]Добавить к этому, с позволения сказать, решению нечего.

Небезынтересно отметить, что в то время, когда Х. Г. Раковский находился в далекой алтайской ссылке, на страницы печати подчас продолжали прорываться не просто положительные, а весьма высокие оценки его прежней деятельности. На Украине в 1930 г. появились воспоминания В. П. Затонского, в которых довольно подробно рассказывалось, как Раковский стал главой украинского правительства, каким он обладал политическим тактом, как хорошо ориентировался в обстановке, как быстро в условиях «председательского кризиса» во Временном рабоче-крестьянском правительстве Украины привлек к себе симпатии только что настороженно к нему относившихся членов этого правительства. [1235]Издававшаяся на Украине болгарская газета в том же году вспомнила высокий отзыв В. И. Ленина о статье Х. Г. Раковского «Голод и кукуруза». [1236]

Образ жизни Христиана Георгиевича и его супруги в Барнауле был самым простым: продукты покупались на рынке, и обычно этим занимался Христиан, пищу готовили на примусе. Вначале Раковские жили в гостинице горкомхоза, а затем в доме № 12 по улице Косой Взвоз (ныне улица Ф. Колядо). [1237]

Они снимали комнату у пожилой женщины Т. Вдовиной-Киреевой, которая вскоре рассказала соседям, что ее квартирант – бывший посол в Париже. Жители окрестного района проявили симпатии к Раковским: до далекого Алтая, видимо, не докатилась еще волна страха перед общением с «троцкистами». Н. Ф. Зайцева, тогда девочка-школьница, а в конце 80-х годов сотрудница музея боевой славы Барнаула, в письме Х. В. Раковскому, внучатому племяннику нашего героя (март 1989 г.), поделилась воспоминаниями, которые хранила в своей памяти полстолетия. Она рассказала о дружеском общении своего отчима с Раковским, о их беседах, о том, как Христиан Георгиевич убеждал ее в необходимости серьезного изучения иностранных языков и сам учил ее языкам. «В моей памяти он оставался добрым, очень умным и простым человеком, который находил общий язык с девочкой-школьницей… Христиана Георгиевича почему-то представляю в зимней одежде: очень высокий, в бобровой шапке, в пальто с шалевым воротником, а бабушку Вашу вспомнила в белом летнем строгом костюме, в белой блузке. Ее я как-то побаивалась, видимо, потому, что она для меня была учительницей. А в те времена к учителю у нас было особое, уважительное отношение». [1238]

Несмотря на все невзгоды и трудности, сердечное заболевание и малярию, Х. Г. Раковский продолжал проявлять высокую политическую активность и принципиальность, верность своим убеждениям, не шел на компромисс со сталинской бюрократией, в отличие от многих других оппозиционеров, один за другим посылавших в ЦК ВКП(б) декларации о раскаянии. «Самое страшное – не ссылка и изолятор, а капитуляция», – писал Раковский одному из товарищей. [1239]

Прибыв в Барнаул, политический ссыльный тотчас же попытался восстановить связи со своими единомышленниками. По известным ему адресам ссыльных оппозиционеров были посланы тезисы и заявление, все еще не отправленные в Москву, для согласования и присоединения. 8 сентября 1929 г. Раковский разослал из Барнаула экземпляры проекта заявления с сопроводительным письмом, подготовленным еще в саратовские дни, добавив к ним: «Настоящее письмо приходится отправлять уже из Барнаула (адрес – до востребования). Седьмого сентября мною отправлена Л. Д. Троцкому копия нашего проекта заявления с просьбой о присоединении с одновременным сообщением об этом в ЦКК». [1240]

Получившие текст заявления оппозиционеры переписывали его от руки и рассылали во все новые места. [1241]Группе ссыльных, находившихся сравнительно неподалеку, в Рубцовске, Раковский телеграфировал 24 сентября: «Прошу неприсоединившихся иметь в виду интересы консолидации сил. Заявление и тезисы составляют единое целое, отличаются лишь целевыми установками. Готовы учесть всякие конкретные замечания». [1242]

В среде оппозиционеров возникла дискуссия. Часть из них отвергла возможность обращения в ЦК ВКП(б) данного состава в принципе. Появилось даже открытое письмо «Почему мы отвергаем заявление тов. Раковского», датированное 14–22 сентября 1929 г., [1243]обвинявшее Раковского в недооценке «левизны» сталинской группы и в том, что заявление троих (автором считали именно его) наносит политический удар оппозиции, какими бы хорошими намерениями ни руководствовались лица, его подписавшие. Некоторые оппозиционеры (например, Б. С. Лившиц, И. Соболь и другие, находившиеся в ссылке в Славгороде в Алтайском крае) критиковали Раковского с противоположных позиций, считая, что руководство ВКП(б) в основном возвращается к правильной линии. [1244]Но такие крайние взгляды были редкостью. В целом заявление Раковского, Косиора и Окуджавы стало своего рода новой платформой оппозиции. К нему присоединилось около 5 тыс. ссыльных и заключенных оппозиционеров, в том числе Н. И. Муралов, П. Г. Мдивани, Л. С. Сосновский. [1245]

Троцкий получил текст заявления через месяц после его написания, находясь на острове Принкипо (Принцевы острова) в Турции, и тотчас подготовил открытое письмо с его поддержкой, которое было сразу же опубликовано в «Бюллетене оппозиции», [1246]хотя к нему поступали и мнения части оппозиционеров с критикой этого документа. [1247]Придавая большое значение заявлению, редакция «Бюллетеня» посвятила ему одобрительную передовую статью. [1248]

За рубежом СССР Раковского в 1929 г. называли наиболее непримиримым и непоколебимым оппозиционером, иногда ставя рядом с ним, без должных к тому оснований, И. Н. Смирнова. [1249]3 ноября 1929 г. в «Правде» появилось заявление Смирнова, Мрачковского, Белобородова и других бывших сторонников Троцкого о прекращении оппозиционной борьбы и согласии с партией. Раковский потерял еще одну группу соратников, ряды борцов против сталинщины еще более сузились.

В связи с решением о созыве летом 1930 г. XVI съезда ВКП(б) Х. Г. Раковский подготовил новый документ – обращение к партии. В первоначальном варианте оно осталось неизвестным: в середине февраля 1930 г. агенты ОГПУ произвели у Раковского, безусловно по команде из Москвы, самый тщательный обыск, продолжавшийся семь часов. Главным «трофеем» был готовый текст обращения. [1250]Вслед за этим последовали новые обыски. «Нет сомнения, что Сталин намерен еще ухудшить и без того крайне тяжелое положение Христиана Георгиевича Раковского», – говорилось в «Бюллетене оппозиции». [1251]