Мария Тортика (Лобанова) - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

Журналист Луис Фишер рассказывал, что на одной из пресс-конференций Раковского спросили, что он думает о Версальском мирном договоре. Тот дважды вопросительно повторил: «Версальский договор? Версальский договор?», как будто пытался вспомнить о чем-то совершенно незначительном. А затем, продолжая ту же игру, произнес: «Я ничего не знаю об этом!» Хотя такое поведение нельзя не признать легкомысленным или же просто стремлением отделаться от вопроса, Фишер считал, что оно «привлекло симпатии со стороны немцев и теплые чувства к его стране со стороны многих людей», включая и самого американца. [382]

Своим опытом дипломатического общения в Генуе Раковский делился на разного рода заседаниях советских и партийных органов, проводившихся удивительно часто. В докладе о внутреннем и международном положении на III сессии ВУЦИКа 13 октября 1922 г. он высказывал пессимистическое мнение, что на иностранную финансовую помощь после Генуи и Гааги [383]рассчитывать нечего, и подчеркнул необходимость сокращения вооружений. [384]

Пребывание в Италии, хотя и недолгое, позволило Христиану Георгиевичу воочию познакомиться с таким новым социально-политическим явлением, каковым являлся рвавшийся к власти фашизм.

Национальная фашистская партия Бенито Муссолини как раз в это время захватывала одну провинцию Италии за другой, а 30 октября совершит «поход на Рим», фактический государственный переворот, в результате которого король Виктор-Иммануил назначит Муссолини главой правительства. В Италии начнет устанавливаться фашистская диктатура.

Анализ фашизма Раковский проводил в своих выступлениях как раз в дни фашистского переворота в Италии на двух уровнях – с точки зрения непосредственных воздействий на политическую жизнь и отдаленных последствий. Если первый уровень анализа был более или менее плодотворным, хотя и догматизированным втискиванием реалий в схему взглядов Ленина и других большевиков, то второй свидетельствовал о недооценке фашистской опасности и известном сектантстве, в общем взглядам Раковского не свойственном. В докладе, прочитанном в Харьковской публичной библиотеке, он говорил: «Мы присутствуем при разложении буржуазного государства, которое проявляется в фашизме, становящемся международным явлением. Буржуазные государства, теряя свою базу, отказываются от своего “священного принципа” – парламентаризма и демократизма». [385]Через несколько дней перед работниками просвещения Харьковской губернии Раковский, подробно рассказав о приходе Муссолини к власти, заявил: «Фашизм – это белый террор буржуазии, которая неспособна больше иными средствами защищать себя против грядущей революции». [386]

Раковский, как видим, концентрировал внимание на крупнобуржуазной природе фашизма. Но выводы в обоих докладах были поразительны. Раковский чуть ли не приветствовал наступление фашизма, ибо последний, мол, излечивает рабочий класс от парламентских иллюзий, и в этом его объективно положительная роль. «С точки зрения революции фашизм является гораздо более благоприятным явлением, чем демократия и парламентаризм, ибо он сильнее обнажает классовые противоречия и выявляет подлинную природу буржуазии». Как видно из его высказываний, Раковский к этому времени довольно глубоко погрузился в экстремистскую доктрину Ленина, для которой не существовали реальные, повседневные нужды людей и которая во многих случаях вела к отвратительной политической позиции «чем хуже, тем лучше».

Вскоре после Генуи Х. Г. Раковский принял участие еще в одной крупной международной конференции, происходившей в Лозанне и посвященной урегулированию клубка международных противоречий на Ближнем Востоке, в зоне Черноморских проливов и в турецко-греческих отношениях.

Правительство РСФСР предполагало принять полноценное участие в Лозаннской конференции, хотя ее организаторы придерживались иной позиции – допуска России только к обсуждению вопросов, связанных с Черноморскими проливами.

Раковский был включен в делегацию не только в связи с тем, что он проявил себя блестящим дипломатом в Генуе. Многолетний активный участник рабочего движения на Балканах, знаток балканских и турецкого языков, неоднократно бывавший в Турции и поддерживавший контакт с ее общественными деятелями, он был на переговорах в Лозанне незаменим.

Как и в Геную, в Лозанну была направлена единая делегация, но на этот раз она была не российская, а совместная делегация республик, выходивших на Черное море. Иначе говоря, Украина и Грузия добились некоторого внешнего повышения своего международного статуса, и личная роль Х. Г. Раковского в этом деле была бесспорной. Свидетельством может служить резолюция Политбюро ЦК КП(б)У, принятая по его докладу о международной конференции по Ближнему Востоку 30 октября 1922 г.: «Считая, чтобы Россия была представлена на ближневосточной конференции единой делегацией с полномочиями от независимых (курсив наш. – Авт .) советских республик, высказать пожелание, чтобы в тех комиссиях, которые должны урегулировать отношения между балканскими государствами и советскими республиками, примыкающими к Черному морю, были представители последних». [387]

Надо полагать, одной из решающих причин включения Раковского в состав делегации было желание держать его в стороне от судьбоносных решений, связанных с объединением советских республик. Верхушке большевистского руководства была хорошо известна его инициативная роль в сопротивлении сталинскому плану «автономизации» республик.

В отличие от других дипломатических поручений Раковский воспринял эту миссию не только без энтузиазма, но с внутренним сопротивлением, подчинившись партийной дисциплине. Перед отъездом, 20 ноября, он пишет секретарю ЦК КП(б)У Д. З. Лебедю, что должен, к великому своему огорчению, ехать «немедленно в Лозанну», что все его попытки избавиться от этой «пренеприятной миссии» окончились неудачно. [388]Характерно и то, чем были заняты мысли Х. Г. Раковского в дороге. На пути в Лозанну, находясь в Берлине, он написал 25 ноября письмо в ЦК КП(б)У по вопросу о разработке конституционных основ будущего федерального союза, о том, как обсуждался этот вопрос на заседании соответствующей комиссии в Москве. [389]«Хотя я до окончательного заседания комиссии не мог оставаться ввиду отхода поезда, тем не менее уже выяснились те основные положения, по которым в комиссии составилось подавляющее большинство». И далее фиксировалось внимание на тех положениях сталинского проекта, которые, как предполагалось, ограничат права республик и по которым «заранее нужно готовиться к возражениям»: непомерно широкая компетенция союзных органов, особенно наркоматов, в отношении которых Сталин полагал, что она будет «безраздельной», ограничение употребления национальных языков, свертывание республиканской внешней торговли и пр.