Александр Воронский - Желябов

Бесспорно, терроризм был массовым движением революционной интеллигенции, а не выдумкой группы или кружка лиц, не делам поляков или евреев, как тогда уверяли казенные публицисты. Верно и то, что это было "ядовитое" оружие для поддержания "фикции"; но в чем эта "фикция" заключалась? По Тихомирову она заключалась в идеях и суждениях, которых тогда придерживались народники^революционеры. Но многие из этих идей, из этих "фикций", необходимость революционным путем добиться свержения самодержавия, конфисковать в пользу крестьян помещичьи и казенные земли, — были неизмеримо выше и действительнее любых самых "трезвых" мнений и убеждений, каких придерживались представители "общества", профессора, адвокаты, врачи, инженеры. Беда революционных разночинцев, и не малая, заключалась в том, что они были метафизики. Они рассуждали: либо народная стихия — либо заговор, либо класс, либо — партия, либо социализм — либо политика, либо немедленная социальная революция — либо вырождение под знаком капитализма.

Убедившись в неправильности бунтарской тактики, революционные народники, продолжая мыслить по формуле: либо-либо, — стали говорить: стихийные бунты не удались, остается заговор; класс не поднялся, вместо него поднимается на борьбу партия, — социализм не утвердился без политики, надо выдвинуть политику, отодвинув назад, на время, социализм. Эти и подобные ответы и приводили к подлинным "фикциям"; фикции разрешались террористической борьбой, оторванной от массового движения, борьбой в высшей степени героической, но с неминуемым трагическим исходом. Вопрос о фикциях народников по-настоящему разрешается только с точки зрения революционной марксистской диалектики.

Терроризм не был только местью сатрапам; терроризм был политической попыткой идеологов мелкого производителя обойти историю, предупредить путем заговора капитализм в России в его крупнейших формах. Терроризм питался экономической и политической отсталостью России, обособленностью от трудовых масс разночинной интеллигенции, слабостью буржуазного радикализма и либерализма.

Ахиллесова пята тогдашнего терроризма заключалась в том, что он противопоставлялся борьбе масс. Заговор, устрашение, насилие только тогда приводят к положительным результатам, когда они сочетаются с массовым движением. На это без устали указывал Ленин.

Народники-террористы, противопоставляя заговор, террор стихии, массовой борьбе, не могли сочетать одно с другим. Отсюда — их "фикции".

Как бы то ни было, в русском революционном движений открылась новая страница и в ней запечатлел свое славное, прекрасное имя Андрей Иванович Желябов.

О 1878 г. в Петербурге составился небольшой, но крепко сплоченный кружок молодых революционеров. В него вошли: Александр Михайлов, Николай Морозов, Лев Тихомиров, Степняк-Кравчинский, Плеханов, Клеменц, Попов и другие. Кружок в шутку назывался "троглодитами": он был тщательно законспирирован, как бы скрывался в пещере. Позже кружок превратился в общество "Земля и Воля", приступив к изданию своего журнала под редакцией Кравчинского и Клеменца. В первом номере "Земли и Воли" — он вышел в октябре — о терроре пишется еще в духе старого народничества:

— Мы должны помнить, что не этим путем добьемся освобождения рабочих масс. С борьбой против основ существующего порядка терроризация не имеет ничего общего. Против класса может восстать только класс. Поэтому главная масса наших сил должна работать в среде народа.

Однако террористы все же признаются в статье охранительным отрядом. Надо заметить, что в "Землю и Волю" уже входила особая террористическая группа.

Когда был убит Мезенцев, Степняк-Кравчинский выпустил брошюру "Смерть за смерть". В ней он, между прочим, писал по адресу правительства:

— Нас вы не запугаете… И знайте, что у нас есть средства еще более ужасные, чем те, которых силу вы уже испытали; но мы не употребляли их до сих пор, потому что они слишком ужасны. Берегитесь же доводить нас до крайности и помните, что мы никогда не грозим даром [29] См. Богучарский — Из истории политической борьбы. .

Здесь уже содержится угроза не только пулей и кинжалом, но и динамитом.

Все же на первых порах в "Земле и Воле" преобладает бакунизм с его отрицанием политической борьбы. На этой позиции "Земля и Воля", однако, удержалась недолго. Выстрел Веры Засулич, террористические выступления южан и другие проявления политической борьбы, все больше, все сильней и быстрей сдвигают землевольцев со старых народнических позиций.

После отъезда за границу Степняка-Кравчинского и ареста Клеменца редакцией "Земли и Воли" ведают Морозов, Плеханов и Тихомиров. Mopoзов все больше приближается по своим взглядам к Осинскому; Плеханов отстаивает пропаганду среди крестьян [30] Впоследствии в период своего меньшевизма Плеханов в отличие от Ленина недооценил роли крестьянства в русской революции я, наоборот переоценил силы либеральной буржуазия. , решительно высказываясь против политики и в особенности против террора, Тихомиров занимает промежуточную позицию. Разногласия достигли высших пределов, когда Соловьев появился в Петербурге и объявил землевольцам, что он намерен убить Александра II.

— Собрание было очень бурное, — сообщает Г. В. Плеханов. — Один из народников сказал, что к виду того вредного влияния, которое окажет на нашу деятельность новая попытка "дезорганизаторов", он предупредит ее, посоветовав письмом тому высокопоставленному лицу, на жизнь которого готовилось покушение, не выходить из дому. В ответ на это кто-то из "дезорганизаторов" — если память мне не изменяет — Квятковский, — воскликнул: — Это донос, мы с вами будем поступать, как с доносчиками! — То есть как, — спросил М. Попов, — не хотите ли вы нас убивать? Если так, то не забывайте, что мы стреляем не хуже вас. В этот момент наша внутренняя буря достигла своего апогея. Я пытался успокоить Попова; некоторые "дезорганизаторы" успокаивали Квятковского. Но я не знаю, скоро ли удалось бы нам это, если бы в это время не раздался сильный звонок. — Господа, полиция! — воскликнул Михайлов. — Мы, конечно, будем защищаться? Разумеется! — единодушно ответили ему как "дезорганизаторы", так и "народники". Каждый из присутствующих вынул из кармана револьвер и взвел курок, а Михайлов медленно и спокойно пошел в переднюю, чтобы отворить дверь… Тревога оказалась ложной… Звонил дворник. ("О былом и небылицах", т. 24-й).

Разрыв делался неизбежным. Решили Соловьеву, от имени общества не помогать; "частным же образом" ему помогали Михайлов, Квятковский Зунделевич.

2 апреля Соловьев неудачно стрелял в царя и был схвачен. В № 4 листка "Земли и Воли" революционеры напечатали объявление, в котором говорилось: если Соловьева, по примеру Каракозова, будут пытать, то Исполнительный комитет не остановится перед казнью. Из кого состоял тогда Исполнительный комитет, неизвестно было и самим составителям объявления.