Юрий Семенов - Комиссар госбезопасности

Прочитав написанное, Плетнев поверил сообщению. Проверить, есть ли разведчик Цыган, было некогда, да и телефонной связи с особым отделом 6-й армии, выехавшим из Львова, еще не установили. И Плетнев срочно направил двоих особистов с красноармейцами на пятый километр железной дороги Львов — Ровно.

— Поимейте в виду, не исключена провокация. Будьте осторожны. Дайте им покопаться на полотне и открывайте огонь.

— Живыми не брать?

— Если руки подымут. Преследовать, ловить запрещаю. Уничтожайте. Их показаний не потребуется.

Проводив машину, Плетнев отдал распоряжение о поиске в городе и поимке заброшенных террористов, о которых сообщил Цыган, и сам тут же выехал в банк, где были сосредоточены подготовленные к эвакуации ценности.

— Сколько же можно упаковывать? — насел он на управляющего банком, не давая ему слова выговорить. — Ждете, пока враг придет? Саботируете, что ли?!

— Вторую партию готовим, — наконец произнес управляющий. — Ящики сколачиваем, ничего под рукой нет, ни досок, ни гвоздей. Комсомольцы пришли на помощь, дело пошло. С машинами плохо, вчера весь день прождали, к вечеру пришли.

— С транспортом плохо, я своих два грузовика отдал. Но вам последний предоставлю, только скорей вывозите… Когда прислать?

— Часа через два.

— Не годится резиновое «часа через два». Не кассир за деньгами приедет. В тринадцать сорок машина будет у подъезда. Извольте успеть. Иначе уйдет. С вас спрошу.

Из банка Плетнев заехал в Львовский горком партии и исполком. Почти все партийные и советские работники были заняты вопросами эвакуации, неизвестно, по какой причине не успевшие еще отправить свои семьи. То ли сочли спасение близких в первую очередь неподобающим, противозаконным, то ли не захотели бросать родных на произвол судьбы, решили подождать, чтобы в крайнем случае выехать вместе. Скорее всего и то и другое. Как бы то ни было, множество людей собралось возле главной городской управы. Они ожидали терпеливо, уверенные, что о них не забыли.

Плетнев оглядел соседние дома, будто прикидывая, откуда может раздаться выстрел. Не понравилось ему такое скопление людей, и он выставил автоматчиков для охраны.

Поднявшись на второй этаж, Дмитрий Дмитриевич никого не нашел из руководящих работников, все были заняты делами в городе.

— У каждого свой район и объект, на местах организуют… — сообщил дежурный по горкому. — Машины сейчас подойдут, семьи увезут на вокзал. Эшелон наготове.

Вопросы эвакуации не входили в обязанности Плетнева. Однако ответ дежурного по горкому партии удовлетворил его.

По местному радио сообщили, что город объявлен на осадном положении. И хотя эта неприятная весть, по сути, мало что меняла в работе Плетнева, он все же ощутил еще большую ответственность, впервые подумав о том, как организовать наличные силы для отпора врагу, если он прорвется в город.

Арестованных пришлось отправлять в Киев пешим ходом. Путь из-под Львова предстоял далекий, но иного выхода не было: враг снова прорвал оборону на стыке 5-й и 6-й армий, расширяя клин танковыми ударами.

На целую неделю войска фронта задержали здесь противника, нанесли ему чувствительный урон и сорвали замысел по окружению частей фронта на львовском выступе. Гитлеровское командование отметило:

«…Оперативный прорыв 1-й танковой группы до 28 июня достигнут не был. Тяжелым препятствием на пути наступления немецких частей были мощные контрудары противника из района южнее Припятских болот по войскам, продвигавшимся вдоль шоссе Луцк — Ровно — Житомир. Эти контратаки заставили крупные силы 1-й танковой группы изменить направление своего удара и вместо наступления на Киев повернуть на север и ввязаться в бои местного значения».

Войскам Юго-Западного фронта это сражение тоже обошлось дорого: они были крайне истощены непрерывными ожесточенными боями и понесли тяжелые потери. Лишь после того как противник ввел на главное направление своего удара дополнительно 7 дивизий, войска 5-й и 6-й армий и участвующие в сражении мехкорпуса не смогли больше сдерживать натиск и начали отход.

С тяжелыми боями отходила 6-я армия на новые позиции, прикрывая львовское направление. Почти все оперативные работники особого отдела не выходили из боевых порядков частей, и лишь начальник отдела бригадный комиссар Моклецов с несколькими сотрудниками и бойцами охраны отходил со штабом и Военным советом, нынче снова сменившими командный пункт.

Сожгли секретные чекистские документы, оставив лишь предельно необходимые для работы и следственные дела на арестованных, которых собралось больше десятка. Среди них — выловленные агенты-сигнальщики, которых завербовал враг уже на оккупированной территории.

Поручая арестованных оперуполномоченному Лойко, Моклецов предупредил:

— Троих автоматчиков даю, смотрите в оба. Ночевки только на станциях. Там и харч добудете. С рассвета дотемна идите. И поживей старайтесь. На поезд постарайтесь сесть. Хотя бы в Тернополе.

С этапниками отправлялся и Дмитрий Дмитриевич Плетнев. Он получил срочную телефонограмму:

«Плетневу. Подтверждаю задачу выполненной. Заместителем коменданта осадного города назначен Пригода. Указания даны. Возвращайтесь по получении в Житомир. Ярунчиков».

Дмитрий Дмитриевич решил выйти на Житомирское шоссе, а дальше добираться попутным транспортом. Моклецов, прощаясь, развел руками.

— И проводить не на чем, один грузовик остался… разбитый, — сказал он, вопрошающе смотря на Плетнева и как будто ожидая подсказки, где раздобыть ему транспорт. — А мне приказано четыре машины дать Пригоде и отправить его немедленно во Львов.

— Где же Михаил Степанович? — озабоченно спросил Плетнев.

— Живой, сейчас будет, скачет сюда, — успокоил Моклецов. И снова обратился к Лойко: — На шоссе выходите. Лес по краю обогнете — и напрямки.

Арестованные шли парами. А последний — тринадцатый — тащился один, прихрамывая. Невысокий, рано обрюзгший вражеский сигнальщик озирался на идущего сбоку Плетнева, поглядывая на незакрытую деревянную колодку маузера с угрожающе торчащей рукояткой, желая, должно быть, понять, что сие значит.

Дмитрий Дмитриевич заметил откинутую крышку колодки, щелкнул ею, думая про себя: «Расшлепал бы я тебя на месте, когда ракеты пускал. Шагать рядом — зубы от злобы сотрешь».

Из арестованных хромой был известен Плетневу больше других — присутствовал при его допросе. Агента схватили на железнодорожной станции, когда он собирался выпустить очередную ракету: шла бомбежка. У лазутчика отобрали десятка два ракет, распиханных по карманам, компас, фальшивые документы.

«Из Ковеля житель я, продавец, — лепетал он на допросе, — Фашист взял город, и меня, будьте любезны, забрали из дома. За торгаша приняли, работать на них велели. Не хотел я, отказывался, — тряс он руками и слезно щурил лицо. — Жену с детьми посадили, не вру, соседи засвидетельствовать могут. Под угрозой, расстрелять сулили… Выбирай, говорят, пулю или с комфортом на самолете за линию фронта. Выпустишь две коробки ракет, соберешь попутно кое-какие сведения и, будь любезен, являйся за вознаграждением, веди жену с ребятишками домой. Куда деваться? Человек пятнадцать набралось, сутки учили… Двоих нас тут выбросили с парашютами, думал, в небе помру. Ногу повредил…»