Н. Никитин - Преступный мир и его защитники

Свидетель начинает жаловаться на Марию Краевскую, что она от всей души ненавидела его и при всяком удобном случае старалась отделаться от него. Это очень хитрая женщина, умеющая кружить головы легкомысленным мужчинам. Ведерников увлекся страстью к ней, и, совсем потеряв голову, он стал уже ненормальным человеком.

— После смерти доктора Владислава Краевского, — говорил свидетель, — последовало расхищение его имущества братьями и сестрами, и в результате дело дошло до прокурора.

Один из дачников, господин Шапиро, уверяет, что подсудимый во время пожара дачи принимал горячее участие в тушении огня, был обожжен и со слезами обращался ко всем:

— Я вас Богом умоляю, спасите Краевского.

Но никто не хотел рисковать своей жизнью. Дача со всех сторон пылала.

Ведерников зарыдал.

— Спасите же! Я дам сто рублей, озолочу! — дико кричал он.

Проходят перед присяжными заседателями еще несколько свидетелей, и суд приступает к чтению письменного показания умершей старушки Марии Брюне.

Она откровенно сознается, что на предварительном следствии она неверно назвала Краевскую своей незаконнорожденной дочерью. В действительности она не знает, кто были родители Краевской.

Когда Брюне проживала в качестве кухарки в Париже, какие-то незнакомые люди принесли к ней на воспитание маленькую девочку и дали ей 35 тысяч франков. Через некоторое время Брюне получила от неизвестного еще 5 тысяч франков и более уже не имела во всю жизнь ни малейшего известия о таинственных лицах, принявших участие в судьбе девочки. Брюне отдала девочку в пансион при одном из женских католических монастырей. Достигнув зрелого возраста, воспитанница приехала из Франции в Одессу, служила здесь гувернанткой и, наконец, вышла замуж за провизора Краевского.

Ввиду своего таинственного происхождения Мария Краевская называла себя иногда виконтессой и сильно сердилась, когда находились неверующие.

Безумно любивший ее Ведерников, воспользовавшись смертью провизора, стал резко настаивать, чтобы она вышла за него замуж.

Молодая женщина наотрез отказалась под предлогом, что неудобно так скоро вступать в новый брак после трагической смерти мужа. Она решительно отрицает существование каких бы то ни было интимных отношений между ней и подсудимым.

В качестве певицы «Помпея» она выступала раз десять, не более, и потерпела неудачу.

Судебное следствие, наконец, закончилось.

В одиннадцать часов ночи 30 марта началась речь прокурора.

Обвинитель напоминает присяжным заседателям великий принцип, что всякое сомнение должно толковаться в пользу обвиняемого. Но к этому принципу, по его мнению, надо относиться осмотрительно.

— Мы явились сюда не защищать, не обвинять и не оправдывать, а судить, — говорит он. — В данном деле необходимо тщательно разобраться, хотя и имеется сознание одного обвиняемого, но оно в делах уголовных играет незначительную роль.

Переходя к сущности процесса, товарищ прокурора обрисовывает слабохарактерную личность подсудимого, попавшего в цепкие руки хитрой, настойчивой женщины с твердой, парализующей волей. Благодаря обуревающей его страсти он для задуманного преступления вскоре становится в ее руках послушным орудием. Женщина эта от него берет все и влечет за собою по наклонной плоскости, доведя его, наконец, до позорной скамьи подсудимого. Только дикая, слепая ревность, желание насладиться местью заставили его раскрыть преступление, и обвинитель уверен, что это преступление действительно было. В противном случае, трудно вообразить, чтобы Ведерников из-за одной лишь мести мог посягнуть на злое, возмутительное дело: ложно оговорить женщину, посадить ее на семь месяцев в тюрьму и лишить бедную, осиротевшую девочку ее матери.

В общем, товарищ прокурора поддерживал обвинение против обоих подсудимых.

Выступивший со стороны страхового общества присяжный поверенный Мандель также находил поджог дачи Краевского несомненным фактом.

Среди публики замечается вдруг сильное волнение. Многие встают со своих мест, и происходит невообразимая давка. Начинает говорить присяжный поверенный С. П. Марголин, защищающий Ведерникова. В блестящей литературной речи, изобилующей образными выражениями, талантливый защитник шаг за шагом разбивает все доводы обвинения. Он страстно говорит о гуманных началах правосудия и священной задаче присяжных заседателей.

— Приглядитесь к семье Краевских в период их первого знакомства с Ведерниковым — и вы увидите семью особого типа, — начал он. — Во главе ее стоял человек, по внешнему виду весьма обязательный и уступчивый. Его жена, Мария Краевская, шесть лет тому назад казалась очаровательной светской дамой, ведущей свой род от таинственного виконта, проживающего на юге Франции. Теперь следствием обнаружено, как эта женщина завоевала свое общественное положение. В доме Краевских было весело и уютно, туда приходила молодежь, там играли в карты, пили вино, ухаживали за хозяйкой.

Подсудимый Ведерников за этот период времени только что прибыл в Петербург. Это был молодой провинциал, мешковатый и неловкий, с необыкновенно яркими галстухами, багрово краснеющий при входе в светскую гостиную Краевской; юноша без воли и характера и, как теперь установлено, с ярко выраженными признаками истерии, сентиментальный и чувственный, двадцать один год… весна жизни, предчувствие волшебного счастия, утро чудного дня. На одном из балов он был замечен Краевской, и с этой минуты в его жизнь ворвалась восторженная любовь. Это юношеское чувство одним дает счастье, наслаждение и покой, другим — несчастье и муки. Что случилось здесь, мы знаем. Через дымку свидетельских показаний нам рисуются их интимные отношения, подернутые чем-то нездоровым, эротическим. Мы видим в этих отношениях непрерывное чувственное возбуждение, взрывы страстей, едкое и жгучее сладострастие.

Установив, что в центре настоящего дела — мутный поток страстей, защитник подсудимого перешел к изложению доказательств, опровергающих обвинение. Защитник указывает на спокойствие Ведерникова и Краевской перед возникновением пожара. Подсудимые не могли не понимать, к чему ведет поджог сухой деревянной постройки, наполненной людьми. Обвинение рисует госпожу Краевскую женщиной безнравственной, способной на все, но область половой порочности не исключает чувства любви к своей матери, всегда жившей подле нее, к детям мужа: Марии-Антуанетте и Жоржу.

— Шестнадцатого июля в шесть часов утра в верхнем и нижнем помещении дачи спали дети, мать семидесяти лет, покойный Краевский — все гнездо обвиняемой. Могла ли она «заказать» поджог такой дачи и в то же время спокойно отправиться с двумя молодыми людьми в местечко Юкки, отстоящее от места пожара на несколько верст? — говорит защитник. — Мы расспрашивали спутников о поведении Краевской. Нам отвечали: «Она была весела, смеялась, мы не заметили никакого признака волнения и притворства». Такого же рода поведение Ведерникова. Он нянчится с детьми, устраивает им елку, проводит ночи подле больного Жоржа. Обвиняемая Краевская могла заставить подсудимого бросить мать, сестер, проводить время в притонах карточной игры, но не поджечь дачу, наполненную детьми. На такое дело у подсудимого не было сил по свойству его натуры, в сущности мягкой и доброй.