Федор Палицын - Записки. Том II. Франция (1916–1921)

Денежные расчеты велись на память, без правильной отчетности, произвольно: настойчивым и близким выдавалось, более щепетильным не выдавалось, и оклады в сущности определялись произвольно, о проверках ежемесячных не говорю, и месячные отчеты, по-видимому, были произвольные. Очень грустно и никак этого не ожидал.

Быховцу {165}выдали сверх положения по его настойчивости. Князья Мещерский {166}и Лещинский {167}записались как близкие, и сверх взяты авансом еще суточные с 1916 года. Усиление содержаний делалось из разведочных, которые должны были идти на разведку, а не на содержание офицеров. Другим же выдавалось только содержание и, как господа называли, представительные. И эти представительные для прапорщика и поручика превышают 2100 франков в месяц. Но это показалось мало, и близким, как говорит Арбатский, т. е. князьям Мещерскому и Лещинскому, кроме жалования и представительных (кажется, и вольноопределяющемуся Франку {168}), разрешено было взять и суточные, и притом за 1916 и 1917 года, что составляло по 1900 франков в месяц, свыше 20 тыс. за оба эти года на каждого. Может быть, Арбатский и ошибается, но со стороны я слышал почти в том же роде.

С другой стороны, этому же Арбатскому, который человек и офицер порядочный и хороший, не выдают не только содержание, но и деньги собственные, выплаченные им в Швейцарии агентам в количестве около 9 тыс. франков. Арбатский – богатый москвич, вероятно, поэтому. Все это не служебно и очень не хорошо.

Когда я уезжал из Петрограда, сюда, к Павлу Игнатьеву направлялся капитан Оноприенко {169}специально с целью вести денежную отчетность. Но к ней он не был допущен, а был назначен в коммерческий отдел, и, кажется, теперь ему поручили отчет уже, по-видимому, сведенный. Все это очень странно. Так, Павел Игнатьев, человек аккуратный, хотя денежные расчеты у него с заминкой, знаю по себе, но далек от мысли о злоупотреблении, хотя неаккуратность и небрежность в казенных деньгах нехорошее дело.

Особенно надлежит быть точным в расходовании разведочных денег, где все основано на доверии и чести.

Может быть, Оноприенко, когда проверит, а он основательный, меня успокоит в моих сомнениях и тревогах.

Против агента Алексея Игнатьева тоже растет глухое неудовольствие. Панченко рассказал мне, что положение наших офицеров и нижних чинов очень тяжелое.

До 1 апреля офицеры удовлетворены. Когда у меня 2-го марта был Игнатьев, он мне сказал, что все устроено и устраивается. У нас всегда так говорят; мы так всегда успокаиваем, когда дело не касается собственной шкуры. Вся надежда на французов.

С В.В. Бибиковой {170}задумали устроить помощь частного характера, облегчая отыскание работы и мест. Но исполнить это без содействия французского общества нельзя. Последнее намечено.

Общество должно быть небольшое, думаю, не более 9 человек и сверх сего сотрудники, главным образом, дамы. Работа Общества – принимать заявления, наводить справки о лице, о его качествах и способностях, на что пригоден, и по проверке всесторонней – рекомендовать его французскому патронату, который, пользуясь своими связями, может его пристроить на работу. Мы все нуждаемся, и потому денежные жертвы посильны только очень имущим, а их не много. Для содержания канцелярии предлагается вычитать с получившего место известный % с его содержания. Боюсь, что сумма эта будет слишком ничтожна. Но с этим вопросом справимся, было бы желание помочь. Мы, т. е. Бибикова и я, думаем совсем отстраниться от официальных лиц посла и военного агента. Пока намечены: священник Смирнов, Панченко {171}, Гуркo {172}, может быть, Нечволодов {173}, Оноприенко, Арбатский, я, возможно, Рагуза-Сущевский (богатый не пойдет), может быть, Кочубей {174}, Нарышкин.

Варвара Васильевна Бибикова наберет столько же дам сотрудниц, которые для решения общих вопросов будут иметь право голоса и из числа которых 3–4 будут с правом голоса приглашаться при разрешении помощи женщинам и детям. Нужен и врач – попрошу В.И. Краевского.

В состав французского общества пока намечены генерал и генеральша По {175}, принц Мюрат {176}, кажется, Баррес {177}, других не знаю.

На этой неделе переговорю с русскими, и когда эта сторона наладится, В.В. Бибикова будет направлена к По, а я повидаю принца Мюрата, которого знаю с 1906 года.

Если удастся сформировать как русский, так и французский кружок, то может быть, удастся сделать что-либо для наших соотечественников, поставленных здесь в очень тяжелое положение.

Завтра пресловутое советское собрание в Москве {178}(12-III) должно решить, ратифицировать ли постыдный договор или нет.

Турки заняли Эрзерум, немцы Одессу, в Петрограде повальный грабеж всего, Троцкий оставлен в Петрограде управлять и защищать столицу, Ленин с комиссарами в Москве, куда переносят столицу, убеждают к ратификации мирного договора, который сбором советов и будет признан подлежащим ратификации. Дальше идти некуда. Густым позором и предательством русские и не русские люди покрыли русскую землю так, что и продохнуть нельзя.

Кругом разорение всех живущих, исключительно своими. Небывалое в исторической жизни народов явление. Осталось ли еще что-либо здоровое и сильное в России? Куда оно приютилось, как оно страдает, что думает? А помощи извне нет, и никто оказать им этой помощи не хочет. Четыре месяца небольшой кружок русских людей упорно бьется за эту помощь и напрасно. Жду свидания с Лиоте, это последняя надежда.

Неужели злодеи, натворившие все ужасные бедствия, которыми страдает Россия, так и останутся у кормила русского народа? Неужели русский народ опустился до такой низости, что это ему любо? Он ведь теперь правит. Народовластие.

Московский [съезд] почти единогласно постановил ратифицировать мирный договор. В сущности, безразлично. Если бы большинство не признало ратификацию, его бы все равно ратифицировали. Может быть, лучше так. Прошлое никак не вернешь. Судя по газетам, Петроград обратился в губернию, а Московский Кремль в стольное место Ленина и компании. Что из этого может выйти? Газеты пишут о каких-то приготовлениях на Дону. Очень это таинственно. Значит, теперь из сердца России Ленин поведет свою работу по управлению государством. Много жутких месяцев предстоит тем, которые не крестьяне и не рабочие, а затем и им станет жутко.

Сегодня был на собрании Union des Pétroles russes [31].

Первый раз я был недели три тому назад, заплатил 20 франков и, захворав, не был на последующих, а после сегодняшнего собрания, просидев минут 45, вероятно, больше не пойду. Несчастья нас не научили, и мы все те же. Если здесь так, то, вероятно, так и в России.

Поставлена была на голосование формула цели общества, выработанная президиумом, – учреждение в единой и нераздельной России законности и порядка. Своему соседу, полковнику Дюсиметьеру {179}я сказал, что написано не грамотно. Ничего общество утверждать не может, ибо оно еще и не общество. Дюсиметьер не согласился, но, вероятно, постарается поправить. По этому поводу пошли разговоры, которые вертелись около того, что общество должно, не скрываясь, прямо назвать себя монархическим, а значит, и преследовать восстановление монархии. Кому нравилась твердая, а кому конституционная. Совершенно, как Учредительное собрание, и все это за 20 франков. Но объявить себя монархическим нашли не тактичным, не напугать бы французов. В.И. Гурко объяснял и так и сяк и объяснял хорошо.