Федор Палицын - Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916)

Давно замечаю, что органы снабжения и тыла сами по себе – оперативная часть сама по себе. Эти дефекты в самом положении. Расспрашивать главнокомандующего не время. Что предпринимается, что думает главнокомандующий, не знаю. До меня доходит только то, что дают – т. е. данные из армии – а распоряжения случайно узнается из них. Считаю, что отходить теперь нельзя. Немцы хлынут со всех сторон, и будет еще труднее, в особенности без боевых снаряжений. Надо выдержать и очистить то, что засорило передовые линии. Основная мысль, раньше высказанная главнокомандующим – убрать все, мне кажется исполнимою. Ивангород, Новогеоргиевск надо держать. В крайности это будут жертвы, но неизбежные, чтобы спасти остальное.

Во вторник 16-го июня я нарочно сказал главнокомандующему, что органы снабжены необходимо отвести назад, он раскрыл глаза: как, неужели? Да, их надо отвести. Им давно не место в Варшаве и Седлеце. Последствия от этого отрицательные. Варшава и Седлец перегружены, в особенности первая. Говорят, на Буге идут мостовые и дорожные работы, которые должны были начаты месяц тому назад, если не 1½. Я завел о них разговор и переписку 1½ месяца тому назад, не напрасно. Все что вижу, удивительно, и в отрицательном и положительном смыслах. Удивительна работа войск по доблести и упорству, работа самого главнокомандующего – и отсутствие работы, по крайней мере оперативной, в его штабе. 19-го вечером Пустовойтенко мне говорит: «Ваше высокопревосходительство, Вы бы выбрали позиции между Белостоком и Брестом – то, о чем прошу с начала мая». Ее не надо выбирать, но укрепить, и не только ее, но и весь район. О прекращении бесполезных Тарчинских работ я писал дней 15 тому назад. Если чудом у нас окажутся снаряды и патроны, надо не только держаться, но возможно будет и действовать. Но так как такого чуда никто ожидать не может, то надо изменить положение.

Позиция Белосток-Бельск теперь не основная, а временная, сборный пункт, который может обратиться в основной, если артиллерийское довольствие будет. Но кто же должен это решить?

5-го июня решили свыше защищать Польшу {128}. На мой взгляд, это громаднейшая и коренная ошибка и заблуждение, принимая во внимание бедность армейских средств. Пока главнокомандующий не получит новых повелений – он должен это исполнять. Ho исполняя это, он может погубить значительную часть армии. Если мы восстановим свое положение или остановим наступление с юга – то будем еще барахтаться. Но я стою на другой точке зрения. Война идет на измор. Для нас она сложилась неблагоприятно по отсутствию боевых снабжений, надо, прежде всего, сохранить армию для будущей годовой войны – вот это главное, а не Польша. Но фактически вопрос стоит и разыгрывается иначе.

Что я лично переживаю в самом себе драму, это не важно. Я не сомневаюсь, что М.В. переживает еще большую драму, ибо он-то положение понимает лучше меня, и он несет ответ перед армией и Россией, он ближе и не с сегодняшнего дня видит, что средств для борьбы нет, но он связан. Я на его месте кричал бы, кричал бы с 1-го июня и раньше, когда стало ясно, к чему идет дело. Основывать все на авось удержимся, или у противника не хватит сил и пороху довести все до конца – в столь ответственном деле не основательно и не серьезно. Будем держаться, будем бороться и гибнуть. Но, в сущности, ради чего? Оставаясь в настоящем положении, мы, на мой взгляд, изображаем мишени. Надо сохранить армию для будущей борьбы, а мы подставляем ее под удары.

Но какие-то мотивы к неостановлению такого положения должны быть? Вероятно, есть, но только я их не знаю, их не вижу. Странное положение – наперекор всему, бороться, когда по существу не следует бороться и когда нет средств для борьбы. Мои рассуждения по общим вопросам исчерпаны. Положение я считаю фатальным. В моем докладе № 15 bis 17-го июня генералу-квартирмейстеру это изложено с точки зрения оперативной и технической довольно определенно. Оно было у главнокомандующего; его огорчило, ибо и сам он так думает, хотя и не высказывается. Теперь остается ожидать грядущее.

Но фронт Красник-Туробин, в направлении на Быхов примерно. Австрийцы прорвали наши расположения и массами вылились на север. В Холме и по ее железнодорожной линии к Бресту закупорка. Не в лучшем положении узлы к востоку от Вислы. Оно мне ясно давно. Мои разговоры, указания о подготовке, на худой конец, шли мимо ушей.

Только что был в штабе. Войска везут в Травник, когда неизвестно, доедут ли до Люблина, да сверх того знают, что в Холме закупорка, что туда идут с севера и на север, и посылают в Травник, откуда пустому составу нет выхода. Я сказал это Гулевичу, который собирался подписывать телеграмму о движении кого-то на Травник. Из Люблина можно по второй колее повернуть на Любартов, а двигаясь на Травник, только задержим. Железнодорожное наше управление, может быть, не знает дела, но и мы его не знаем. Будет что будет.

На юге с перевозками тоже неразбериха. Гулевич собирался подписать телеграмму о направлении подкреплений тоже на Травник. Холм закупорен, следовательно, подвижной состав попадет в Травник в тупик и выйдет новая закупорка. Высаживаясь в Люблине, можно обернуть подвижной состав назад и высадившись, пойдут походным порядком. Это очень просто.

Зачем вы их высаживаете в Травник? – спросил я его. Разве Вам не ясны последствия от этого? Это мелочи, но их приходится встречать ежедневно.

Сегодня, в исходе 11 часов, в Седлец прибыл Верховный главнокомандующий. Пока начальство совещалось, я сидел у его высочества и мы беседовали. Главнейшая тема нашего разговора касалась удержания за нами Польши и того, что из этого истекало. Я высказал свои доводы, которые не отвечали решению 5-го июня. Удержание за нами Варшавы и линии Вислы после того, что в 1910-м году ее оборона была разрушена {129}, не могло входить даже как соображение политическое. Говорили о наследстве, оставленном Алексееву Рузским и о многом другом, что постепенно привело нас к современному положению. И как в первый раз в Ставке, так и сегодня прозвучала нотка, что он один, что на войну вышел с чужими.

Потом беседовал с великим князем Петром Николаевичем. Великий князь видит, что творится, но находясь в стороне, он не считает возможным вмешиваться и затруднять своего брата. О чем говорили в совещании, знаю только отчасти. Великого князя Николая Николаевича очень беспокоила мысль о Новогеоргиевске. Защищать его или вычистить. И с этим вопросом он два раза обращался ко мне. Я не мог дать определенного ответа, ибо сам не был уверен. Новогеоргиевск с уничтожением Варшавы, и так называемого плацдарма потерял свое значение. Но как бросить то, что в сознании народном – твердыня. Работы по усилению Новогеориевска не окончены. Новый пояс фортов, по словам генерала Гиршфельда, а почти закончен, и с ними Новогеоргиевск, по его мнению, силен. Но это односторонняя точка зрения военного инженера. Не одни сооружения определяют силу крепости. Если напор противника будет продолжаться, то возможно, что придется оборонять и Ивангород, и Новогеоргиевск, ибо некоторым войскам другого выхода не будет.