Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Ave Maria! Вы, вздохи вечерние,
Вздохи раскаянья, слез и смирения,
Мирно пролейтесь на серые терния
Теплой росою любви и терпения!
Ave Maria! Святые светильники,
Грешному миру от века горящие,
Кроткие дикого гнева гасильники,
Звезды земли, над землей возносящие!
Ave Maria! Пути непостижные
Над каменистыми долу дорогами,
Чудно далекие, радосно ближние
Ангела пальмы в лачугах с чертогами!

Тихая ночь настает, а дума, как птица ночная,
Всё на могилу твою, друг отстрадавший, летит.
Смолкли рыданья кругом, надгробные смолкли молитвы.
Вьется и падает снег. Тихая ночь настает.
Как привиденья, вокруг могильные стали березы.
Строгий ваятель, мороз, в мрамор твой холм оковал.
Тихо… Ты слышишь ли, друг: моя это дума ночная,
Грустным крылом шелестя, близко прильнула к кресту.
Ближе, всё ближе к тебе… И так ей отрадно с тобою
Первую ночь разделить, первую тихую ночь.

Имя предвечное Сина —
Светлый корабль заклинаний.
С верой вступаю в пучину
Темных как вера скитаний.
Путник незримый, незрящий!
Над беспокойной пучиной
Факел от века горящий —
Имя предвечное Сина.

Шама, к тебе я воззвал. Из отверстых небес
Сниди под кедровый лес,
Тихо стопу возложи на младой кипарис!
Все племена, все народы к тебе собрались.
Радость их – полный сосуд.
Зной истомил их, – пусть пьют!
Шама, ты ведаешь, духи мятежны и злы.
Зло разрушаешь ты, зла расторгаешь узлы.
Темные камни предвестий и мерзкие сны
Всё пред тобою как пыль под пятой сметены.

Камни обилья и камни веселья,
С сердца небесных богов ожерелья,
Камень гулалу и камень санду —
Алый огонь с золотою оправой,
Вас я на перси царицы кладу,
Ярых бойцов с колдовством и отравой.
Бела великая жрица, в те грани взгляни!
Злого далеко от крова прогонят они.

Боже, рассветным лучом разгоняющий мрак!
Боже, смиренных поборник и хищников враг!
Света великого боги великие ждут.
Ангелы неба недвижно твой взор стерегут.
Мира народы твое озаряет копье,
Песнь океана вливаешь ты в сердце мое,
Песнь океана, но, Боже, и бури его.
В тесной тюрьме зачинают они колдовство.
Воют метели, и темная туча растет,
Буря на бурю, и бездна на бездну встает…
Боже великий, твой щедрый томителен дар.
Вечные бури в груди зажигают пожар!

Гула, великая целительная сила,
Свой скипетр ласковый над нами опустила.
Она под низкий свод вступила, как совет
Смиренной радости невозмутимых лет.
Затем, что чистую десницу, сердца право,
Я к небу возвышал в молитве Белу новой.

На голом берегу песок ты размети,
Где пыль беспечная не скрадывает звука,
И повели рабам три жертвы принести
Для Эа, Шама и Мардука,
Козьей выи им, и вереска муки,
И меда чистого, и напоследок сыра…
На жертвы щедрые не закрывай руки,
О царь земли, владыка мира!
Как звезды царский трон хранит их имена,
Не презрит вещий слух молитв уставных звука.
И над землей пройдет, как полная луна,
Сын Эа, Шама и Мардука.

Вечер длинней и длинней по дороге протягивал тени.
Старому другу сорву этот последний цветок.

В этот вкрадчивый час, при молчаньи ночном
Я бы вспомнил опять, я бы вспомнил о том…
Я бы вспомнил, как ночь говорила двоим,
И безгласным, и страстным молчаньем своим,
Как звезда за звездой и волна за волной,
Как алмазные капли роняла трава,
Как кружилась в безумном огне голова…
Я бы вспомнил, как руки я встретил твои,
И мечтал о тоске, и молил о любви…
Я бы вспомнил о том, что давно сирота,
Что любви изменила святая мечта,
Что уж ты не со мной, что в краю ты чужом…
Сжавши рану в груди, я бы вспомнил о том!

Хорошо в родном краю!
С ранней зорькой я встаю
Чуть алеет неба край,
А по лугу, то и знай
Травы полные красы
Блещут искрами росы.

Хорошо в родном краю!
Словно ангелы в раю,
Белоснежны и чисты
Влажной лилии цветы
Молчаливо там и тут
Богу гимнами встают.

Хорошо в родном краю!
Как окован я стою
В полугрезе, в полусне,
И в незримой глубине,
Как цветок пустынных вод,
Песня тайная растет.

Люблю, когда твой детский голос
Читает старых мне певцов,
Они поют, как влажный колос
При свежем трепете листов.
Люблю свои воспоминанья
Твоим восторгом поверять
И на знакомые созданья
Знакомым чувством отвечать.
Светлы, легки, как в дни былые,
Твою зарю и мой закат
Напевы вечно молодые
Отрадой сладостной дарят.
Пусть сердце чуткое схоронит
Высокой думы семена
И в бурях жизни не обронит
Благоуханного зерна!
О, верь мне, дни полны томлений
И суеты, и пустоты —
Без этих кратких умилений,
Без этой ясной красоты!

Расскажи, как это было!
Оттого ль, что полюбила,
Стала ты светла?
В час, когда грозила буря,
Ты куда же, очи хмуря,
И не шла, и шла?
Что за сила, сила злая,
Издеваясь и толкая,
Шла с тобой вдвоем
Черной ночью беспросветной,
По тропинке чуть заметной,
Как в бреду ночном?
А сейчас? У жаркой печки
Жмешься ты смирней овечки…
Загляделась мать…
Ты так ясно смотришь, тихо,
А в груди-то бьется лихо,
И нельзя дышать…

В высоте задрожала звезда Рождества.
К сердцу просятся тихой отрады слова:
Слава Господу в вышних и мир на земле!
Вспомяни о любви, ты, бродящий во тьме!
В испытаниях жизни бессилен и нем,
Ты в душе оживи тот святой Вифлеем!
Вот смиренные ясли и нищенский вид,
И на бледной соломе Младенец лежит,
И в торжественной песне ликуют миры,
И премудрые мира приносят дары.
И так радостно сердцу, что ясли те есть,
Что опять нам звучит лучезарная весть,
И любви рассыпая, как искры слова,
С высоты задрожала звезда Рождества.

Опять горит рождественская елка
В мечтательных дрожащих огоньках.
Опять затишье снится мне проселка
И в перелесках тесных, и в холмах.
Трещит мороз и щедро рассыпает
По низким вехам иней звездных слез,
И ходит тихо и благословляет
Свою страну холодную Христос.
И озаряя сонные проселки
В их робком горе, думе да трудах,
Горят-горят рождественские елки
В сверкающих алмазах и снегах.