Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Румяным утром и росистым
С тропы заброшенной лесной
Кукушка зовом голосистым
Перекликается с весной.
Откуда ты, гонец весенний,
С мечтой разымчивой, как хмель?
Как много чистых вдохновений
Сулит воскресшая свирель!
Уж вижу я, воздушным шагом
Весна подходит по глухим
И буеракам, и оврагам,
И влажным пустошам лесным,
И своенравная, обновы,
Смеясь, кидает на лету,
И где цветок обронит новый,
А где лазурную мечту.

И в нашем тесном переулке
Смеется светлая весна,
И плиты высохшие гулки
Внизу раскрытого окна.
И, сквозь дырявого забора
Просунув клейкие листы,
Полны весеннего задора
Зазеленевшие кусты.
И так тепло, благоуханно
К душе ласкаются моей
Из дали бледной и туманной
Живые грезы ранних дней.

Там, далеко братья бьются.
Стоны раненых несутся.
Выстрелы гремят.
На кровавое на поле
Вороны летят.
Всех, сроднившихся с тревогой
Бранной жизни, светлой воли
Ждущих впереди,
Всех, любви в чьем сердце много,
Жарко верующих в Бога,
Боже, соблюди!

Это было давно… Я не помню, когда это было…
Пусть туманом меж нами бездонная пропасть лежит,
Но душа этот образ волшебный в себе отразила
И, как в зеркале верном, навеки его сохранит…
Это было давно… но бесплодно искал я свободы…
Нерушимо, незримо сомкнётся заветная нить,
Тихо вспыхнет звезда, всколыхнутся безмолвные воды,
И ко мне ты сойдешь, чтобы вместе пылать и грустить!

Туда, где влажных струн кочующего моря
Не переслушают чужие берега,
Люблю я уходить в часы немого горя,
Покинув родины суровые снега.
Я знаю уголок, где сердце затихает:
Там ветхий минарет вознес свои венцы,
И поздний муэззин протяжно пробуждает
Призывом к Вечному лачуги и дворцы.
До сизых парусов, до длинного залива
Нисходит медленно прозрачная заря,
А звезды знойные уж ткут неторопливо
Ковры восточные у Божья алтаря.

Ты – веселый поздний огонек
На глухой заброшенной тропинке;
Ты – весенний утренний цветок,
Отряхнувший ранние росинки;
Ты – беспечных, светлых детских дней
Вечерком досказанная сказка;
Ты – заветной повести моей
В ясный миг сверкнувшая развязка;
Ты – как в сети старым рыбаком
Золотая пойманная рыбка;
Ты – из мира, светлого добром
И отрадой, светлая улыбка.
И когда ты весело встаешь
И, забавно жмурясь, щуришь глазки,
Что за песни ты без слов поешь
И какие сказываешь сказки;
Что за радость – Божий мир кругом
В день и в ночь и в непогоду даже,
Что за ангел с ласковым крылом
Над твоей постелькою на страже!

Еще хорош мой мир, покуда
За скукой суетного дня
Проглянут звезды, Божье чудо
Неугасимого огня;
Покуда сердце не погасло,
Пока дрожит оно, пока
В сосуде бренном теплит масло
Благословенная рука!

Еще дымится луг росою,
Сверкает церковь за холмом,
И хлеб ложится полосою
Под золотым моим серпом.
И свежим запахом и пряным
Вздыхает влажная земля,
И ветер ходит нал бурьяном,
Тихонько стебли шевеля,
И за колосьями колосья
Прохладным падают дождем,
Как Божьих лоз живые гроздья,
Под золотым моим серпом.

Была пора, под ранней лаской
Едва проснувшихся лучей
Мне даль мечталась дальней сказкой
Цветов и красок и огней.
И дорожа, безумец хитрый,
Неуловимостью мечты,
Так слепо сыпал я с палитры
Огни и краски и цветы!
Давно те бури отшумели,
Огней мятежных я не жгу,
Но краски трезвой акварели,
Как клад заветный, берегу.
И в тонких очерках и в точных
Чуть брезжит тающая даль
Краев родных, краев полночных
Простор и свежесть и печаль!

Как хорошо! Тропой отлогой
Лежит задумчивый мой путь —
Свежее вечер над дорогой,
Полней и чище дышит грудь.
И пред безоблачным закатом,
Над тишиной безмолвных вод
О чем-то светлом и крылатом
Знакомый колокол поет.
Не больно мне, что миновала
Весна мятежная моя,
Что уж кипучего бокала
Не обожжет меня струя.
Всё дальше с каждым поворотом,
Вдыхая свежесть, я стою
И кубок сладостный с расчетом
Глотками бережными пью.

Слаще всего, как, во мраке не видя дороги,
Сном непробудным вздремнется в гнетущей тревоге;
Слаще всего, когда память над прошлым не рыщет;
Слаще всего, когда сердце в грядущем не ищет;
Слаще всего, когда думы в безвольи, в бессильи
Крылья, как парус, изодранный бурей, сложили,
И безответно от голого, хмурого сада
Тянется птиц запоздалых тяжелое стадо…

В двенадцатом часу на маскараде
Я в толкотне, маркиза, встретил вас.
С улыбкой грусть роднилась в вашем взгляде;
Сбегая с плеч, струился ваш атлас.
Скажите же, меж нами, Бога ради,
Где взяли вы такое пламя глаз?
В двенадцатом часу на маскараде
Я в суете, маркиза, встретил вас.

Под пудрой вкрадчивой казался строже
Капризных уст рассеянный привет.
Дрожали звуки нежные, и Боже!
К каким виденьям отлетевших лет,
Когда мы были проще и моложе,
Заманивал певучий менуэт.
Но в пудре вкрадчивой казался строже
Капризных уст рассеянный привет.

Вы помните ль, у тетушки в боскетной
Те сумерки, ту власть весенних снов,
Тот уголок цветущий и заветный,
И вдалеке сыгравшихся смычков,
На вздох любви мелодией ответной
То вспыхнувший, то замиравший зов?
Вам памятны ль у тетушки в боскетной
Те сумерки, та власть мгновенных снов?

Безлистый лес в дыму мороза,
К застывшей речке скользкий скат,
И, как бледнеющая греза,
Мерцает медленный закат.

В избушке светится окошко
Навстречу путника мечтам.
Змеится робкая дорожка
К полускривившимся мосткам.

Ты, месяц, мирную картину
Лучами светлыми залей
И вдохнови, волшебник, Нину
Нарисовать тебя скорей.

Пойдем туда, где в глубь лесную
Дорожка горная бежит,
Где доску мостика гнилую
Ручей качает и крутит;

Где что ни шаг, подъем тяжеле,
Но все стройней, как замок грез,
Возносят купол темный ели
Над белым портиком берез;