Лира Муховицкая - Морозовы. Династия меценатов

Русский купец, едва он становится образованным, непременно влюбляется в роковую интеллигентку, в одном лице воплощающую для него и культуру и прогресс, и безумную страсть. И тогда он либо гибнет, не в силах более выносить собственную чужеродность, либо… становится интеллигентом.

Ссора Станиславского с Немировичем-Данченко стала увертюрой трагедии.

А поссорились два великих театральных мастера из-за артистки Андреевой, устроившей скандал из-за артистки Книппер-Чеховой, чью гениальность признавали абсолютно все. Дело в том, что Андреевой давали преимущественно второстепенные роли, а она требовала главных и жаловалась Станиславскому и Савве Тимофеевичу на Немировича-Данченко. В результате два совладельца театра до такой степени возненавидели друг друга, что уже не могли спокойно разговаривать. Тогда Морозов отказался от своего директорства и вместе со своим другом Максимом Горьким и любимой Марией Федоровной затеял новый театр.

Но тут случилось неожиданное: Андреева и Горький полюбили друг друга. Это открытие стало для Саввы Тимофеевича тяжелейшим потрясением.

Вот как рассказывал об этом актер Художественного театра А. А. Тихонов: «Обнаженная до плеча женская рука в белой бальной перчатке тронула меня за рукав.

– Тихоныч, милый, спрячь это пока у себя… Мне некуда положить…

Мария Федоровна Андреева, очень красивая, в белом платье с глубоким вырезом, протянула мне рукопись с горьковской поэмой «Человек». В конце была сделана дарственная приписка – дескать, что у автора этой поэмы крепкое сердце, из которого она, Андреева, может сделать каблучки для своих туфель.

Стоявший рядом Морозов выхватил рукопись и прочел посвящение:

– Так… новогодний подарок? Влюбились?

Он выхватил из кармана фрачных брюк тонкий золотой портсигар и стал закуривать папиросу, но не с того конца. Его веснушчатые пальцы тряслись».

Нормальный русский фабрикант (да тот же батюшка Тимофей Саввович) тут же бросил бы предавшую его возлюбленную. Но, увы, смена поколений уже произошла: Савва Тимофеевич жил по канонам русской литературы, где страдание от любви, всепрощение и потакание истеричкам почиталось за добродетель. Морозов продолжал трепетно заботиться об Андреевой даже после того, как она и Горький стали жить вместе… Когда во время гастролей в Риге Мария Федоровна попала в больницу с перитонитом и была в двух шагах от смерти, именно Савва Тимофеевич ухаживал за ней. И именно ей он завещал страховой полис на случай своей смерти. После его гибели Андреева получила по страховке 100 тысяч рублей.

В начале 1905 года на Никольской мануфактуре вспыхнула забастовка. Желая уладить разногласия с рабочими, Савва Морозов потребовал у матушки доверенности на ведение дел. Но Мария Федоровна, разозленная желанием сына договориться с рабочими, наотрез отказала ему и сама настояла на удалении Саввы от дел. А когда тот попытался возразить, прикрикнула: «И слушать не хочу! Сам не уйдешь – заставим».

Круг полного одиночества неумолимо сжимался. Морозов оказался брошенным самыми близкими людьми. Этому талантливому, умному, сильному и богатому человеку не на что было опереться. Когда-то большая любовь обернулась невыносимой ложью. Собственная жена раздражала. Друзей среди купцов у Саввы Тимофеевича не было, да и вообще с ними ему было невообразимо скучно. Он с презрением называл коллег «волчьей стаей». И «стая» отвечала ему тихой ненавистью. А скоро пришло и понимание истинного отношения к нему со стороны «товарищей»: большевики рассматривали его как лишь тупую дойную корову и бессовестно пользовались его деньгами. В письмах «искреннего друга» Горького нельзя было не заметить откровенного расчета.

Савва Тимофеевич впал в жесточайшую депрессию. По Москве даже поползли слухи о его безумии. Он стал избегать общества, большую часть времени проводил в полном уединении, не желая никого видеть. Его жена внимательно следила, чтобы он ни с кем не общался, и изымала приходившую на его имя корреспонденцию.

По требованию жены и матери был созван консилиум докторов, которые поставили диагноз: тяжелое нервное расстройство, выражавшееся в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице и приступах тоски. Врачи посоветовали направить «больного» на лечение за границу.

В сопровождении жены Савва Тимофеевич уехал на берег Средиземного моря, в Канны. Здесь в мае 1905 года, в номере отеля «Рояль», 44-летний миллионер застрелился. На полу возле тела убитого лежал листок: «В смерти моей прошу никого не винить». Говорили, что накануне ничто не предвещало трагического финала – Савва Тимофеевич собирался провести вечер в казино и был в нормальном расположении духа.

Однако многие обстоятельства этого самоубийства не ясны до сих пор. Существует предположение, что виновниками гибели Морозова явились революционеры, начавшие шантажировать своего «товарища». Это объяснение было широко распространено в дореволюционной Москве и даже нашло свое отражение в мемуарах Витте. Как бы там ни было, но решение покончить с жизнью едва ли можно считать внезапным для Морозова, ведь незадолго до смерти он застраховал свою жизнь на 100 тысяч рублей, а страховой полис «на предъявителя» он передал Марии Андреевой вместе с собственноручно написанным письмом. Если верить ее словам, в письме «Савва Тимофеевич поручает деньги мне, так как я одна знаю его желания, и что он никому, кроме меня, даже своим родственникам, довериться не может». Значительную часть этих средств Андреева передала в фонд большевистской партии.

Большая часть состояния Морозова отошла его жене Зинаиде Григорьевне, которая накануне революции продала акции мануфактуры.

«Неугомонный Савва» даже после смерти не сразу нашел покой. Согласно христианским канонам самоубийцу запрещается хоронить по церковным обрядам. Морозовы, используя деньги и связи, начали добиваться разрешения на похороны в России. Властям были представлены весьма путаные и разноречивые свидетельства докторов о том, что смерть якобы стала результатом «внезапно наступившего аффекта», поэтому ее нельзя рассматривать как обычное самоубийство. И в конце концов разрешение было получено. Тело Саввы Тимофеевича привезли в Москву в закрытом гробу. В похоронной процессии собрались тысячи человек, среди них было много и простых людей, на одном из венков была надпись: «Сам жил и другим жить давал». На Рогожском кладбище были организованы пышные похороны, а затем поминальный обед на 900 персон.

Так закончилась история жизни Саввы Тимофеевича Морозова, выдающегося промышленника-предпринимателя, видного мецената и одного из ярчайших представителей могущественной и славной династии Морозовых.