Роберт Шнакенберг - Тайная жизнь великих писателей

Хотя романы и рассказы Диккенса, написанные в течение тридцати лет, отличались постоянным и неизменно высоким качеством, в жизни писателя были свои взлеты и падения. В 1836 году он женился на Кэтрин Хогарт, дочери респектабельного издателя газеты. У Чарлза сложились необычайно близкие отношения с ее двумя младшими сестрами. Когда в 1837 году Мэри Хогарт, которой было всего семнадцать, умерла, Чарлз горевал так, будто лишился собственной жены. Он отрезал у Мэри локон и хранил его в специальном футляре, а кольцо, снятое с ее пальца, носил до конца жизни. Чарлз забрал себе всю одежду умершей и даже по прошествии двух лет продолжал время от времени доставать ее вещи и рассматривать их. Более того, он выразил пожелание быть похороненным в той же могиле, что и его свояченица, а ее призрак являлся ему на протяжении многих лет. Никто не знает, что было между Диккенсом и Мэри и было ли вообще, но точно одно: Кэтрин и ее десять детей были этому не слишком-то рады.

Дальше — больше. В 1858 году Диккенс расстался с женой. Его поймала на крючок восемнадцатилетняя актриса Эллен Тернан, разница в возрасте между ними составляла 27 лет. Чарлз содержал ее, был, судя по всему, отцом ее ребенка и путешествовал с нею под вымышленными именами, чтобы избежать скандала. В 1865 году, возвращаясь из путешествия по Франции, они сели в Дувре на поезд, чтобы прибыть в Лондон. По пути поезд сошел с рельсов на одном из мостов. Придя в ужас от перспективы, что его обнаружат среди обломков в компании любовницы, Диккенс сбежал с места происшествия, держа под мышкой рукопись романа «Домби и сын». Он так до конца и не оправился от полученных в той катастрофе травм, да и утомительные туры, в ходе которых Диккенс читал перед публикой свои произведения, подточили его здоровье. Он перенес инсульт и умер 9 июня 1870 года, ровно через пять лет после железнодорожной аварии. Похоронили писателя — вопреки его воле — в Уголке поэтов в Вестминстерском аббатстве.

Может, Боб Крэтчит из «Рождественской песни в прозе» и мог работать в тесноте и беспорядке, а вот его литературный отец — нет. Диккенс был болезненно требователен к помещению, в котором он писал свои романы. Он отказывался работать, если стулья и столы стояли не так, как надо. Писатель обладал невероятной способностью с ходу запоминать расположение всех предметов в помещении и потом мог часами передвигать вещи, чтобы все снова стояло и лежало так, как он запомнил. Оказываясь в гостях в частном доме или приезжая в роскошный отель, он первым делом принимался за перестановки — все должно было располагаться в соответствии с его собственным видением пространства.

Неудивительно, что время от времени на Диккенса нападала еще и мания чистоты. Он расчесывал свои редеющие волосы по сто раз на день, мог даже выхватить расческу в разгар званого обеда, если чувствовал, что хоть одна прядка лежит не на месте. Стоило гостям покинуть дом, как он тут же принимался за уборку и буквально кипел от гнева, если кто-то проявлял при нем хоть малейшую неряшливость [11] В медицине это психическое расстройство именуется обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР), или неврозом навязчивых состояний. . В 1842 году во время визита в американский Конгресс Диккенс был неприятно поражен неопрятностью тамошних представителей власти и в особенности тем, что они, сплевывая жевательный табак, не способны попасть в урну. «Я настоятельно рекомендую посетителям Конгресса не смотреть на пол, — ворчал Диккенс. — А если что-нибудь уроните — не вздумайте поднимать, не надев перчаток».

Как ни удивительна маниакальная тяга Диккенса к чистоте, еще удивительнее его суеверия и предрассудки. Он ко всему прикасался по три раза — на удачу, считал пятницу своим счастливым днем, а в день выхода последней части очередного романа непременно уезжал из Лондона. Но самыми странными были его привычки, касающиеся сна. Диккенс всегда спал головой к Северному полюсу. «Он утверждал, что ни в каком другом положении спать не может», — рассказывал его друг. Когда Диккенса просили объяснить свои предпочтения, писатель начинал наукообразно рассуждать о «земных токах и положительных и отрицательных видах электричества». Он верил, что, если правильно ориентироваться в магнитных полях Земли, можно подпитываться творческой энергией.

Когда писатель не погружал читателей в транс своими восьмисотстраничными романами, он экспериментировал с настоящим гипнозом, или, как тогда говорили, месмеризмом. Эта псевдонаука, изобретенная чокнутым австрийским врачом Францем Антоном Месмером, провозглашала, что для лечения больных надо использовать целительные лучи «животного магнетизма». В первой половине XIX столетия месмеризмом бредила вся континентальная Европа, а в диккенсовские времена он добрался и до Англии. Первым проповедником месмеризма в туманном Альбионе стал весьма уважаемый британский терапевт Джон Эллиотсон, которого впоследствии лишили медицинских званий за месмерианскую ересь. Диккенс был настолько загипнотизирован этой псевдонаукой, что сам начал ее практиковать. Он гипнотизировал публику на вечеринках — просто так, развлечения ради, а также пытался гипнотическим путем вылечить своих друзей от незначительных недомоганий. Известны даже случаи чудесных исцелений. В 1844 году Диккенс взялся лечить некую мадам де ла Рю, страдавшую от острых приступов паники, во время которых у нее подергивалось лицо. Потребовалось всего две недели лечения, чтобы женщина научилась расслабляться во время сеансов: она спокойно спала, храпела и вообще чувствовала себя отлично. Диккенс решил продолжить сеансы, чтобы докопаться до истоков паники мадам де ла Рю путем толкования ее снов (еще одно диккенсовское хобби). А когда у одного из его приятелей, Джона Лича, случилось сотрясение мозга, Диккенс силой месмеризма поставил его на ноги всего за несколько дней.

Пожалуй, единственным заболеванием, против которого месмеризм оказался бессилен и которое больше всего донимало самого писателя, была астма. Так что он предпочитал лечиться по старинке: Диккенс глушил астму опиумом.

Когда в 1857 году Ганс Христиан Андерсен приехал к Диккенсу погостить, он имел несчастье познакомиться со скруд-жеподобной [12] Скрудж — патологический скряга из «Рождественской песни» Диккенса. Имя «Скрудж» стало в английском языке нарицательным, синонимом скупого, жадного человека. (Прим. перев.) стороной великого романиста. Писатели впервые встретились десятью годами ранее, когда взволнованный Диккенс ворвался на встречу знаменитого датского сказочника с лондонскими читателями и завопил: «Я должен увидеть Андерсена!» Они быстро подружились. При отъезде Андерсена в Данию Диккенс в качестве прощального подарка преподнес ему свое полное (на тот момент) собрание сочинений с дарственной надписью. Казалось, этот дружеский писательский союз заключен на небесах.