Александр Стекольников - Васил Левский

— Грех на церковь не давать, — скажет монах.

А ему в ответ:

— И этот грешок в поповский мешок. Буду грехи отмаливать, тебе же деньги уплачу.

Стыдно Игнатию, умоляет дядю освободить его от унизительного дела, а тот одно твердит:

— Сердитый просяк всегда с пустым мешком. Проси поласковее во имя божье — не откажут.

Но стало, случаться, что и имя божье не оказывало прежнего действия. Завел было раз хаджи Василий свое привычное:

— Будем надеяться на бога, будем просить его милости.

А ему в ответ:

— Э, батя, если бы господь услышал жалобы осла, то ни одного вьючного седла на свете не нашлось бы...

Откуда такие речи? Все чаще слышит их Васил.

Как-то друзья пригласили его в дом, хозяева которого славились книголюбием.

Когда с гор спустился вечер и в комнату внесли свечи, хозяин, окинув взглядом сидящих, как бы проверяя, все ли здесь свои, начал читать,

Сидя на полу, поджав ноги и слегка раскачиваясь, хозяин дома читал о том, как на берегу моря, ни высокой скале, стоит воевода. Взгляд его устремлен на север к милой Болгарии. Думы его о том времени, когда- он поведет в леса Стара Планины своих верных юнаков.

Воеводе рисуются картины бедствия народа — одна другой ужаснее. И он восклицает:

Обращаясь к народу, воевода говорит, что иноземное иго не божий гнев, а дело насильников. Их можно изгнать, если объединиться в борьбе. Правда и свобода добываются оружием и бесстрашием.

Васил точно объят пламенем. Слова жгут его мозг. Глаза горят, вскипает в жилах кровь, и руки сами сжимаются в кулак. А хозяин все читает, не заглядывая в книгу. Должно быть, много-много раз повторял он эти огненные слова. Васил боится потерять хоть одно из них. Он слышит, как зовет воевода отважных гайдуков — народных мстителей — к новым высоким помыслам: не месть отдельным насильникам, а борьба с общим бедствием, борьба со всей турецкой системой рабства, борьба организованная, общенародная:

— Что это? — встрепенулся Васил, когда в доме стихло.

— Поэма Раковского «Лесной странник». Если захочешь еще послушать — приходи.

Шло пятое столетие национального и политического бесправия болгарского народа. В 1393—1396 годах полчища османских турок нахлынули на болгарскую землю, и опустилась на нее черная, непроглядная ночь.

рассказывал седой Балкан, свидетель тех времен.

Огню и мечу предали завоеватели болгарскую землю, истребляли жителей ее, а на оставшихся в живых надели ярмо рабства, как надевали его на свой рабочий скот. Они так и называли болгар: райя — стадо. Другого имени для порабощенных не было у завоевателя.

Беспросветное существование наступило для болгарского народа. Страшно было иго, его гнетущее.

«Коран и основанное на нем мусульманское законодательство сводят географию и этнографию народов всего мира к простой и удобной формуле деления на две половины: правоверных и неверных. Неверный, что «гяур», это — враг. Ислам проклинает нацию неверных и создает состояние непрерывной вражды между мусульманами и неверными» [20] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. X, стр. 6. . Так характеризовали К. Маркс и Ф. Энгельс воинствующий ислам той эпохи.

Магометанская религия не признавала за райей никаких прав. Она воспитывала в мусульманах чувство полновластного хозяина над жизнью и имуществом райи. Турки могли поступать с райей как хотели. Сам бог, сами законы религии давали им это право как завоевателям, как правоверным.

На всем протяжении своего господства в Болгарии турецкие правители и мусульманское духовенство, исходя из старого, как мир, принципа «разделяй и властвуй», искусственно поддерживали в турецком народе огонь религиозного фанатизма, нетерпимости к иноверцам.

Любая краска будет бледна, любое слово немощно, чтобы нарисовать картину страданий болгарского народа. Его уделом хотели сделать полное исчезновение с лица земли как народа, как национальности.

Турецким феодалам, мусульманской и греческой церкви, при молчаливом попустительстве эгоистических правительств ряда государств Западной Европы, многое для этого удалось сделать.

Чех Константин Иречек, известный исследователь истории болгар, писал: «В начале настоящего (XIX. — А. С.) столетия болгарский народ, лишенный всякой политической и церковной жизни, до такой степени пропал из виду в Европе, что его приходилось вновь открывать».

Но болгарский народ не исчез. Но и выжил он не потому, что сумел приспособиться к среде, а потому, что боролся с ней. Не в смирении, а в борьбе отстоял он свое право на жизнь.

Когда завоеватель осквернял его очаг, болгарин оставлял соху и серп, посох и кавал, брал отцовскую саблю да братнино ружье и уходил с дружиной верной, сговорной. на Стара Планину мстить туркам и чорбаджиям за обиды, отнимать у них награбленное добро и защищать свое село и бедняков.

Гайдуками-юнаками, что значит удальцами, богатырями, назвал народ своих защитников.

Никогда не стихало гайдуцкое движение. Никогда не уставала рука народных мстителей карать насильников и притеснителей. В гайдучестве наиболее ярко проявился свободолюбивый дух болгарского народа.