Федор Грачев - Записки военного врача

Среди женщин я увидел свою вчерашнюю знакомую — Дарью Васильевну Петрову.

— Ну как? Подали заявление?

— Да. Принял. В пятое отделение.

— Значит, вместе будем работать…

— Все обошлось хорошо! — хвалилась Петрова, не обращая внимания на мою реплику. — Это потому, что, как только увидала профессора Ягунова, сразу в ноги ему посмотрела. Верная примета! — судачила Дарья Васильевна.

А вечером в госпитале снова появился Кривитский. На машинах доставлено двести кроватей. Округлил!

— И еще мы привезем мороженицы. Сорок штук, — добавил Кривитский. — На резиновом ходу.

— Мороженицы? — Ягунов вопросительно посмотрел на секретаря райсовета.

— По-моему, в них можно развозить пищу в палаты. Коридоры-то у вас длинные.

— А ведь это идея, Федор Георгиевич! — обрадовался Ягунов. — Сейчас же вызову Мельника и задам ему хорошую баню!

— За что? — спросил Луканин, прислушиваясь к военной сводке Советского Информбюро.

— Не додумался до морожениц!

— А нам такое пришло в голову?

В радиопередаче наступила пауза. Голос диктора как бы осекся.

— Внимание! Внимание! — послышалось из репродуктора.

Началась очередная воздушная тревога. В этот день их было одиннадцать!

Наше здание — это бывший Гостиный двор, построенный в начале прошлого века. Огромный четырехугольный корпус, как и полагается Гостиному двору, опоясан открытой сводчатой галереей.

Перед войной помимо истфака здесь размещались географический, философский, экономический факультеты университета и поликлиника. И вот в таком огромном здании надо было развернуть большой эвакуационный госпиталь. В пять дней! Казалось, это выходит за пределы реальных возможностей.

Все работали круглосуточно. Днем и ночью. Сон накоротке, еда на скорую руку. Время отсчитывалось по числу прокаленных кроватей, вымытых полов, стен, окон (а их — триста пятьдесят три), оборудованных палат, перевязочных и операционные.

Пятое медицинское отделение, куда я назначен ординатором, — это пока что широкий, длинный и просторный коридор, по сторонам которого аудитории и учебные кабинеты.

Врачи нашего отделения разместились в будущей ординаторской, на двери которой надпись: «Кабинет Древнего Египта».

Поставили носилки и поздно вечером стали располагаться кто как мог. Нас было шесть человек.

— Куда же запропастилась Надежда Алексеевна? — беспокоилась начальник отделения Горохова.

— Она у Долина, — ответил политрук Скридулий.

— Странный человек наш начмед, — заметила, укладываясь на носилки, Надежда Никитична Наумченко. — Прихожу к нему, докладываю, что назначена в госпиталь. Он спрашивает: «А почему у вас руки трясутся?» Говорю: «По дороге под обстрел попала». А он мне: «Пустяки! Это у вас утрированный оборонительный рефлекс страха, который нужно научиться подавлять. Так и знайте, что страх порождает эгоцентрическое поведение». И прочел мне чуть ли не лекцию об условных и безусловных рефлексах…

— Что здесь удивительного? — отозвалась старший ординатор Кувшинова. — Ведь профессор Долин — физиолог, ученик самог о Павлова.

— Ничего, Надежда Никитична, научимся и страх подавлять, — сказал Скридулий.

В ординаторскую вбежала взволнованная Надежда Алексеевна Введенская.

— Горюшко горькое! — схватилась она за голову. — Ягунов назначил меня врачом по питанию. Ну что я понимаю в этом деле?..

Легли вздремнуть. Под голову — противогаз, вместо одеяла — шинель. Но спать почти не пришлось. Несколько раз ночную тишину нарушали сирены и выстрелы зениток. Вражеская авиация пыталась прорваться в город.

На третий день, когда уже были оборудованы почти все медицинские отделения, начался массированный — артиллерийский обстрел района. Позади госпиталя, в Тифлисском переулке, разорвался снаряд. С надсадным звоном полетели стекла окон. Пыль от штукатурки толстым слоем оседала на полу, на койках.

Почти сразу же меня вызвал Ягунов:

— Вы судовой врач?

— Так точно.

— Народ в пароходстве знаете?

— Конечно!

— Достаньте в Лесном порту фанеры.

— Надо поговорить…

— Разговаривать некогда. Фанера нужна!

— Слушаюсь!

— Получите командировочное удостоверение. И — одна нога здесь, другая там!

Отправился по назначению.

Вот и Ленинградский порт. Совсем недавно здесь возле пароходов суетились скромные труженики-буксиры, к причалам тянулись железнодорожные составы. Крики неугомонных чаек, шум землечерпалок и грохот лебедок сливались с короткими свистками буксиров, маневрирующих паровозов, с мелкой дробью пневматических молотков.

Сейчас порт замер, притих. У причалов — закамуфлированные пароходы. Поникли железные аисты — ажурные портальные краны, как бы стыдясь своего бездействия.

Склады закрыты. В Гутуевском Ковше стоит красавец турбоэлектроход «Балтика». До войны он ходил в Лондон. Мне было известно, что при эвакуации из Таллина турбоэлектроход доставил в Ленинград две тысячи четыреста раненых.

В Морском канале — знакомые военные корабли Краснознаменного Балтийского флота. Порт стал их огневым рубежом.

Мне налево — в Лесной порт. Вдруг грохнул разрыв снаряда. Второй… Третий… На Южной дамбе порта взметнулись столбы дыма. С кораблей сразу ответили. Началась огненная дуэль с фашистами. Наши корабли ведут огонь главным калибром.

Пришлось переждать в здании портового элеватора. Здесь узнаю: в ночь на 12 сентября на территорию порта сброшено много фугасных и более двух тысяч зажигательных бомб. Вспыхнул огромный пожар. Полыхали склады порта, институт инженеров водного транспорта…

Возвращаясь в госпиталь с нарядом на фанеру, зашел домой. На улице Союза печатников, где я жил до войны, — баррикады из железа, бетона и камня. В квартире, кроме пожилой соседки Веры Матвеевны Нипоркиной, никого нет.

— А вы почему не эвакуировались?

— Мне и здесь дел много. Была на оборонных работах. Дежурю на крыше… Помогаю строить пулеметное гнездо…

Хотелось скорее сообщить в госпиталь, что наряд на фанеру получен, пусть пришлют грузовик к моему дому, и я сразу поеду за фанерой. Но телефон оказался выключен.

— До конца войны, — сказала Вера Матвеевна.

Окна госпиталя залатаны фанерой. Осталось немного и про запас. Щедро дали фанеры в Лесном порту.

Вечером в этот день личный состав госпиталя был вызван в главную аудиторию, бывший лекторий для студентов, — самое большое помещение в центральной части здания.

На большой черной доске здесь еще сохранилась надпись: «Сбор всех добровольцев во дворе».

В этой аудитории, расположенной амфитеатром, собрались и опытные, квалифицированные хирурги, и врачи всех специальностей. Они мало что знали о специфике военно-медицинской службы, военно-полевой хирургии, о работе во фронтовом госпитале.