Михаил Туруновский - Записки военного врача

Дизайнер обложки Михаил Валерьевич Туруновский

© Михаил Валерьевич Туруновский, 2021

© Михаил Валерьевич Туруновский, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-4493-7488-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Повесть «Записки военного врача» является художественным произведением, основанным на мемуарах выпускника Казанского Императорского университета, ветерана двух Мировых войн, а так же, от части, гражданской войны в России.

Это повесть о любви к женщине и о любви к своей Родине. О чести и благородстве. О храбрости и беззаветной преданности данной, однажды, клятве. О тяжелейших испытаниях, выпавших на долю русской интеллигенции в начале двадцатого века.

Повествование насыщено глубокими размышлениями, а так же яркими описаниями событий, происходивших в дореволюционной России, на полях сражений Первой мировой войны, Гражданской войны, в первые годы становления Советской власти, а так же некоторыми воспоминаниями о Великой Отечественной войне.

Перемещаясь, вместе с главным героем по страницам повести, читатель наверняка сможет ощутить всю остроту переживаний представителя той, дореволюционной русской интеллигенции, а так же разделит с ним боль фактической утраты горячо любимого отечества.

Познает истинные причины, по которым большинство из них, оставшихся в родной стране, но уже с новым названием и политическим строем, так и не смогло принять, произошедшие в ней, революционные изменения.

Многие из оставленных им свидетельств являются уникальными, и позволяют трактовать события Октябрьского переворота 1917 года иначе, нежели это делали ранее идеологи и историки Советского государства.

Памяти горячо любимого и уважаемого дедушки, Туруновского Михаила Андреевича, посвящается!

Повесть написана на основе исторических свидетельств Михаила Андреевича, оставленных им в записях.

Наименования некоторых населённых пунктов, а так же имена и фамилии главных героев произведения изменены автором.

Псевдоним главного героя Московский соответствует девичьей фамилии его матери Московской Анны Петровны.

ИЗ КОРИЧНЕВОЙ ТЕТРАДИ

Крепкая крестьянская телега, раскачиваясь на ухабах, медленно катилась по жирной, размокшей от дождя дороге. Усталый конь хрипел и, то и дело, недовольно встряхивал своей густой, спутавшейся гривой.

– Но, родимый! Но! – подгонял его вожжами, сидевший в телеге, высокий, немного худощавый, интеллигентного вида мужчина в шинели обер-офицера, но уже без погон. В свои двадцать девять выглядел он значительно старше. Причиной тому были глубоко впавшие, обрамлённые густой синевой глаза и, резко очерченные, на сухом измождённом лице скулы. Признак хронической усталости либо, перенесённой недавно, тяжёлой болезни.

– Потерпи, родимый! Потерпи! Уже немного осталось. Почти дома уже.

Конь разворачивал свои уши, прислушиваясь, словно понимал смысл того, что ему говорят. Затем резко вздрагивал всем своим телом и, утопая копытами в скользком глинозёме, с хрипом налегал на хомут.

На самой окраине города около высоких деревянных ворот конь, почуяв запах родной конюшни, остановился и громко заржал. В окне добротного рубленого дома дёрнулась занавеска, и вскоре за воротами послышалось оживление. Увесистый засов шумно двинулся с места, и тяжёлые створы ворот, будто нехотя, разошлись в стороны. Хозяин дома, крепкий коренастый крестьянин лет сорока привычно подхватил коня под уздцы, и потянул вместе с телегой за собой во двор.

– С возвращеницем вас, Михал Андреич! Вижу, вижу, устали вы, – с сочувствием обратился крестьянин к седоку, который медленно сползал с телеги на землю.

– Да, уж! Не без того, Игнатич! Не без того, – повторил мужчина в ответ дважды, разминая натруженные плечи – Впрочем, что говорить! Давай голубчик, лучше, скинем плуг, – предложил он, и зашёл к телеге сзади.

– Да…. Не беспокойтесь, вы! Михал Андреич! Бросьте вы его. Я сам. Потом. Сам, – попытался возразить крестьянин.

– Нет, нет, братец! Давай, чтоб всё по чести было, – настоял мужчина, и руками взялся за стойку плуга, – Где взяли, туда и поставим!

Крестьянин покачал головой, но спорить не стал. Быстрым привычным движением он почти самостоятельно скинул тяжёлый плуг на землю, и хромая на одну ногу, но очень быстро утянул его в сарай.

– Как же так? – претворяя за собой скрипучую дверь, начал причитать Игнатич, – Где ж это видано, чтоб…

Однако закончить фразу он не успел. Мужчина оборвал его, вопросом, не дослушав. Было очевидно, что ему не хотелось, чтобы собеседник договорил до конца.

– Ты мне лучше скажи! Как мне тебя за коня и плуг отблагодарить? – спросил он, вытирая руки пучком соломы.

– Вы?! Меня?! Да, что вы такое говорите, Михал Андреич! Спаситель вы наш! Да, мы по гроб жизни всей семьёй об вас молиться будем неустанно! – воскликнул крестьянин. От удивления он сначала широко раскинул руками в стороны, а затем так же размашисто трижды перекрестился, – Кабы не нога моя, я бы сам всё вспахал вам. Эх! Кабы не нога! У-у! Германец проклятый!

И мужик сердито пригрозил воображаемому неприятелю кулаком.

– Германец говоришь? – немного задумавшись, переспросил мужчина, а затем добавил, – А как по мне, то большевики эти, что страну до братоубийства довели, куда страшнее германца теперь будут.

Услышав его слова, крестьянин округлил глаза и уже набрал воздух полной грудью, явно собираясь разразиться гневом, но ему снова не дали выговориться.

– Ну, ладно, ладно, Игнатич! Будет! Знаю я, что ты хочешь сказать. Знаю и прекрасно понимаю. Да, что толку от наших с тобой проклятий? Всё пустое теперь.

Мужчина обречённо покачал головой, и быстро переменил тон.

А вот тебе спасибо, голубчик! Выручил! – дружелюбно похлопал он мужика по плечу и едва заметно улыбнулся, – Ну, тогда я пойду, пожалуй. Поздновато уже. А ещё до дома добраться нужно.

Он попрощался с крестьянином и, стараясь изо всех сил держать натруженную спину прямо, вышел со двора.

У калитки своего дома мужчина оказался, когда на улицы города уже опустились густые сумерки. Несмотря на усталость, он долго и тщательно вытирал подошву сапог об кованную металлическую скобу, что была вкопана в землю при входе. Жирная чёрная земля будто нарочно не желала отлипать, и всё время норовила забиться под каблуки. Основательно вычистив подошву, он устало шагнул за калитку и по дощатому настилу прошёл чрез двор к входу в дом.

В дверях высокого двухэтажного деревянного сруба его уже встречала невысокая женщина, немного за тридцать, с неприметным, но очень добрым лицом, густо усыпанным мелкими веснушками. Её простое, но аккуратное платье с передником легко выдавало в ней домашнюю прислугу. Она немного суетливо вытирала руки о сухую льняную салфетку и еле слышно, с недовольным видом что-то бубнила себе под нос, слегка покачивая при этом головой.