Валерий Шубинский - Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру

Давая показания на следствии в 1931 году, Хармс отнес из прозаических произведений к “заумным” “Во-первых и во-вторых” и “Как старушка покупала чернила”. Возможно, эти рассказы – лучшее, что написано Хармсом в прозе до начала 1930-х годов… При этом построены рассказы очень по-разному. “Во-первых и во-вторых” – история загадочная и почти мистическая, похожая на сон без начала и без конца, про путешествие двух героев в обществе “самого маленького человека на земле” и “длинного человека” на осле, лодке, автомобиле и, наконец, на слоне:

…Проснулись мы утром и решили дальше путь продолжать. Тут вдруг маленький человек и говорит:

– Знаете что? Довольно нам с этой лодкой да автомобилем таскаться. Пойдемте лучше пешком.

– Пешком я не пойду, – сказал длинный человек, – пешком скоро устанешь.

– Это ты-то, такая детина, устанешь? – засмеялся маленький человек.

– Конечно, устану, – сказал длинный, – вот бы мне какую-нибудь лошадь по себе найти.

– Какая же тебе лошадь годится? – вмешался Петька. – Тебе не лошадь, а слона нужно.

– Ну, здесь слона-то не достанешь, – сказал я, – здесь не Африка.

Только это я сказал, вдруг слышны на улице лай, шум и крики.

Посмотрели в окно, глядим – ведут по улице слона, а за ним народ валит. У самых слоновьих ног бежит маленькая собачонка и лает во всю мочь, а слон идет спокойно, ни на кого внимания не обращает.

– Вот, – говорит маленький человек длинному, – вот тебе и слон как раз. Садись и поезжай.

– А ты на собачку садись… Как раз по твоему росту, – сказал длинный человек.

– Верно, – говорю я, – длинный на слоне поедет, маленький на собачке, а я с Петькой на осле.

И побежали мы на улицу.

Зато рассказ про старушку и чернила – крепко сбитый, “ремесленный” и в то же время глубоко внутренне абсурдный. “Свалившаяся с луны” старушка (а старухи – постоянные обитательницы и хозяйки хармсовского космоса) – родная сестра маршаковского Человека Рассеянного. Она летом удивляется отсутствию снега, пытается купить булки в керосинной лавке, а чернил ищет у мясника, у рыбника, у торговки ягодами на рынке, в цирке и наконец попадает… в детскую редакцию Госиздата. К этому же типу рассказов следует отнести и рассказ “Друг за другом” (1930), написанный совместно с Левиным. Изобретатели ненужных и абсурдных вещей (способа окраски лошадей, прибора для снимания шляпы и пр.), которым этот рассказ посвящен, – явные двойники эксцентричных хармсовских приятелей, “естественных мыслителей”.

Так получилось, что Хармс пришел в детскую литературу в то время, когда его собственный мир еще находился в процессе кристаллизации, когда творческая зрелость была впереди. Поэтому в своих первых стихах и рассказах для детей он не просто использует уже готовые ходы для решения прикладной задачи. Ограничения, наложенные жанром, помогли Хармсу кристаллизовать свои находки, воплотить их с большей отчетливостью (хотя и с меньшим богатством и разнообразием), чем это происходило в его тогдашних произведениях для взрослых. Лучшие из ранних детских стихотворений и рассказов Хармса стали своего рода мостом между его творчеством периода “Комедии города Петербурга” и “Елизаветы Бам” – и хармсовской поэзией и прозой 1930-х годов.

Однако по мере формирования зрелой поэтики “взрослого” Хармса его детские стихи и рассказы постепенно от этой поэтики отдалялись. Это не значит, что детские произведения Хармса стали хуже. “Миллион”, “Игра”, “Веселые чижи” – отличные стихотворения. Но в этих стихах Хармс не ищет, а блистательно демонстрирует уже найденное. В них граница между игрой, фантазией и реальностью отчетлива.

Рассказ о планах журнала “Ёж”, помещенный в рекламном буклете “Ёж в 1929 году” (Л., 1928). На рисунке Б. Антоновского: редакционная собака Пулемет, ученая фокусница Тетя Анюта, Макар Свирепый, плотник и изобретатель Иван Топорышкин, Петрушка.

Публикация стихотворения Д. Хармса “Почему” (Ёж. 1928. № 12). Рисунки В. Замирайло.

“Чижи”, созданные в соавторстве с Маршаком, посвящены Ленинградскому детскому дому № 6 и напечатаны в первом номере “Чижа” (а ранее – в рекламном буклете, посвященном подписке на “Чиж” на 1928 год [247]). Маленькие птички, как и дети в детдоме, жили большим коллективом, другой жизни не знали, а этой радовались. Олейников, язвительный друг и благожелательный редактор, издевался:

В сороковые – пятидесятые годы, когда Хармс был неупоминаем, Маршак печатал стихотворение только под своим именем… Может быть, это и было не вполне этично, но спасало хорошие произведения от забвения. В этом заключался один из разумных компромиссов Самуила Яковлевича.

Конечно, те изменения, которые происходили в произведениях Хармса для детей, были связаны и с внешними обстоятельствами. С каждым годом ему и его друзьям приходилось писать все больше “халтурных”, заказных произведений на заданные темы. Иногда эти произведения парадоксально перекликались с их “взрослым” творчеством. Например, в декабрьском (то есть предрождественском) номере “Чижа” за 1930 год напечатано следующее стихотворение:

Групповой портрет редакции журнала “Ёж”, помещенный в рекламном буклете “Ёж в 1930 году” (Л., 1929). Макар Свирепый, Петрушка, Тетя Анюта, Иван Топорышкин.

Автором этих строк был будущий автор “Елки у Ивановых” Александр Введенский. К 1938 году, когда была написана пьеса, елка уже была санкционирована властями, но перенесена с Рождества на Новый год.

Хармс, впрочем, и в такие стихи вносил порою ноту абсурда. Особенно замечательно в этом смысле стихотворение “Что мы заготовляем на зиму”. Скучноватый текст про заготовку малины, черники, грибов и яблок “для рабочих и детских столовых”, написанный малопригодным для детской поэзии белым стихом – и вдруг: