Борис Могилевский - Артем

О том, что получилось, когда «чистая публика» пришла на газовый завод, чтобы работать вместо «ужасных» забастовщиков, Артем написал в своей корреспонденции в Соединенные Штаты, в Нью-Йорк, в русскую газету «Новый мир», которую редактировал старый уральский знакомый Артема «Назар» — Николай Никандрович Накоряков.

Собственный корреспондент Ф. Сергеев в «Письме из Австралии» 29 августа 1913 года писал:

«…Не знаю, как чувствовал себя этот сброд, когда он вступил в вонючий, отравленный газами двор газового завода. Может быть, они чувствовали себя новыми Наполеонами. Но мы знаем, как они возвращались обратно. Они работали там с комфортом: бутылки холодного лимонада и содовой воды, фрукты, чуть даже не кресла были заблаговременно запасены услужливой администрацией; ни один босс не гнал их в шею. Это было что-то вроде театрального представления. Один лорд-мэр (городской голова) с честью выдержал испытание, остальные падали в обморок, убегали. Двух сразу же вынесли без сознания и отправили в госпиталь. Лорд-мэр продержался четыре часа. Но больше не пошел. Он заявил, что если за эту адскую работу рабочим не платили 9 шиллингов (2 доллара), то им должны платить… Получился скандал на всю страну.

Всем этим высокопоставленным штрейкбрехерам на собственном опыте стало абсолютно ясно, что работа на газовом заводе — это не игра в лаун-теннис».

Стачка газовщиков была выиграна. «Рабочее правительство» Австралии, эта кучка предателей интересов своего класса, стало мишенью для насмешек я объектом серьезных обвинений со стороны всех слоев австралийского общества. Артем подводит итоги борьбы еще одного отряда австралийских рабочих за свои права:

«Уже не стачечники, а судья, отказавший им в прибавке, и правительство, из мухи сделавшее слона, оказались виноватыми в том, что общество было поставлено лицом к лицу перед опасностью одной из ужаснейших гражданских битв (слово «ужаснейших» Артем, естественно, приводит в ироническом смысле. — Б. М.). И закон (лучший в мире!!) против стачек оказался виноват. Экстренно созывают сессию парламента для его изменения. А стачечникам вместо колоссальных штрафов и каторги, которые им полагаются по закону, обещано полное удовлетворение их требований».

«Капитализм в Австралии, — пишет Артем, — развивается по форме довольно своеобразно. Но при всей прихотливости, разнообразии и своеобразии форм в каждом отдельном случае содержание процесса то же: опираясь на силу и поддержку рабочих, используя материальные силы власти, созданные до капитализма, капитализм стремится форсировать свое развитие, превращая рабочих в рабов класса капиталистов, а другие классы в его данников. Искуснее всего это проделывается здесь, в Австралии… недавно здесь у нас человек 20 убило и покалечило на работе. Об опасности работы говорили давно. Но следственная комиссия спасовала перед мясным трестом (американским) с его 50 миллионами рублей капитала, вложенного в предприятия Австралии, и с министрами, по-видимому слишком не чуждыми интересам треста».

Так шаг за шагом Артем опровергал легенду о счастливой Австралии.

В забастовке газовщиков в Сиднее Артем и его товарищи по профсоюзу и партии прямо не участвовали. Они помогали забастовщикам материально и морально, но прошло немного времени, и уже не в Сиднее, а в Брисбене назрел политический конфликт, в котором Артем был активным участником.

Уже в ходе кампании помощи рабочим Сиднея социалисты Квинсленда вызвали сильное недовольство правительства штата и полицейских властей. Следствием этого явился приказ начальника полиции не разрешать Артему и его друзьям по партии публичные выступления на открытом воздухе по воскресным дням.

«Английская конституция разрешает, а начальник полиции запрещает», — иронизировал Артем. Было решено объявить войну этому беззаконию. Артем убедительно разъяснял товарищам, что если не сопротивляться полиции в ее попытках ограничить свободу слова и собраний, то последует новое более серьезное наступление реакции на права рабочего класса. В письме к Екатерине Феликсовне от 14 октября 1913 года, беспокоясь по поводу молчания своих московских корреспондентов, Артем одновременно рассказывает о борьбе рабочих Квинсленда за свои права: «…На днях получил газеты и успокоился. Значит, живы. Меня, как видите, тоже еще не придушило ничем. При работе грузчиком это такая обыкновенная вещь. Придушить, может быть, еще и не придушит, а вот в тюрьме, кажется, придется посидеть.

У нас сейчас в самом разгаре файт за фри спич, а по-русски: борьба за свободу слова. Как видите, такая борьба возможна и в Австралии. Уже около дюжины тюремных приговоров социалистам вписаны в историю квинслендского суда; и еще не одна дюжина будет вписана. И как вы думаете, за что? За то, что люди осмеливаются говорить, не имея писаного разрешения на то от начальника полиции; при этом на суде неизменно фигурирует циркуляр начальника — не разрешать социалистам говорить в воскресенье… Мы решили вести борьбу до конца. Каждое воскресенье наши ораторы выходят говорить; говорят всегда на том же месте; их арестовывают. Но симпатии масс, очевидно, уже на нашей стороне. Тысячи народа собираются слушать наших ораторов. И с каждым воскресеньем народу прибывает все больше. Мы ожидаем каждый момент, что полиция от отдельных ораторов перейдет к организаторам этой борьбы и арестует комитет борьбы за свободу слова. Тогда и вашему покорному слуге придется заняться исследованием сходств и различий пенитенциарных [27] Пенитенциарная система — особая организация тюрем в Англии и США, где в качестве меры исправления заключенных применяются различные способы наказания. учреждений абсолютной монархии и демократической республики. Возможно, что я и не дождусь этого и обстоятельства заставят выйти на улицу раньше.

Мы думаем, что мы выиграем в этой борьбе очень много; нас здесь почти не знали раньше. Нам очень многие сочувствуют сейчас. Я суечусь, как всегда. Русская привычка, нас здесь в городе русских какая-нибудь сотня, а шуму и суеты больше, чем от десяти тысяч англичан… На русских рабочих Австралия действует много лучше Америки. В Америке русские — синоним буяна, пьяницы, дикаря. Здесь в массе русские трезвы, зато они почти все учатся, почти все сразу примыкают к сознательному рабочему движению.

Одиночки, которые живут здесь «по-американски», еще резче подчеркивают основной, сознательно пролетарский тон русской колонии…»

Артем счастлив: он снова в своей родной стихии, в строю борцов. Что же может быть дороже этого в его жизни? Сколько душевной силы и бодрости в строках его письма. Артем говорит с иронией о тюрьмах Австралии, он чувствует, что не избежит знакомства с этими учреждениями заокеанской страны. Но разве того, кто побывал в Николаевке, способны запугать тюремные заведения штата Квинсленд?