Альбер Бенсуссан - Гарсиа Лорка

Впрочем, это нисколько не умалило восхищения аргентинцев Лоркой. Лола Мембривес, на волне феноменального успеха «Кровавой свадьбы», приступает к постановке «Чудесной башмачницы». 21 ноября было дано сотое представление «Кровавой свадьбы», на котором присутствовал «весь Буэнос-Айрес», интеллектуальный, артистический и политический: сам глава государства сидел в президентской ложе. Когда закрылся занавес, Лорка был вызван на сцену и прочел несколько поэм из своего «Цыганского романсеро» — будто нарочно, чтобы утереть нос Борхесу с его острым словцом насчет «профессионального андалузца». Затем он еще «поддал жару» — прочел свои знаменитые ярко характерные романсы «Antonito el Camborio» и «Неверную жену», от чего публика окончательно пришла в неистовство.

В это время в Мадриде театр Лорки «Ла Баррака» уже прочувствовал на себе результат победы правых на выборах: государственная дотация ему была прекращена, и коллега Лорки, Мануэль Угарте, руководивший театром в его отсутствие, просил его как можно быстрее вернуться в испанскую столицу. Но как устоять против чар Аргентины и этого сногсшибательного успеха, который и правда вскружил ему голову? Как это было и в Гаване, Лорка решает продлить свое пребывание здесь, и 1 декабря переживает еще один триумф: на сцене театра «Авенида» состоялась премьера его «Чудесной башмачницы». Успех был таков, что Федерико, хотя и далекий от всяких финансовых расчетов, был вынужден признаться испанскому послу, что не сможет вывезти из Аргентины «все эти песо». Ко времени его отъезда дело, однако, уладится — с помощью дипломатического чемодана. Наш «лунный Пьеро» умел, когда надо, стать ногами на твердую землю и управиться со своим добром — больше, конечно, из любви к матери и желания приобрести вес в глазах отца. В общем, Федерико мог смело возвращаться из Америки, напевая знаменитый куплет из Оффенбаха: «Я бразилец: у меня есть золото, и я прибыл из Рио-де-Жанейро…»

На фоне непрерывно растущего успеха в Аргентине была осуществлена постановка и «Марианы Пинеды», его первой пьесы. Но публика встретила ее с меньшим энтузиазмом, так как она не лишена вкуса и отлично почувствовала разницу между этой возвышенно-патриотической драмой о женщине, которая была написана дебютантом в драматургии, и его зрелыми произведениями, достойно вознесшими на пьедестал Женщину — лорковскую Женщину. Спектакль был снят с афиши, и Лорка, в очередной раз продлив свое пребывание в Аргентине, энергично взялся за написание третьего акта «Йермы», по настоянию Лолы Мембривес: она жаждала опередить знаменитую каталонку Маргариту Ксиргу, которой Лорка уже обещал эту пьесу. А пока он решил уехать с Лолой, изможденной и нуждающейся в поправке здоровья, на противоположный берег, в уругвайский Монтевидео, — и там его тоже встречала восторженная публика. Поскольку пьеса еще не была дописана, Федерико провел в уругвайской столице несколько поэтических вечеров и лекций.

Во время банкета в его честь один журналист задал ему каверзный вопрос: почему он, в свои 35 лет, еще не женат? Вопрос не застал нашего поэта врасплох — у него были заготовлены ответы на все случаи жизни, и на этот раз ответ прозвучал достаточно оригинально: «Мои братья и сестры поженились и вышли замуж, но я должен быть со своей мамой». Каждый мог истолковать этот ответ по-своему, но действительно в литературе полно примеров таких сыновей — преданно остающихся с матерью. Он и раньше не раз говорил, что донья Висента — единственная женщина в его жизни, единственная, кого он любил…

И всё же Федерико — это мужчина, который живет для женщин. Он — поэт, который служит женщинам, слушает их, внимает их жалобам и бедам. Он — драматург, который наделил даром речи испанскую женщину — так, как этого не делал никто до него. Поскольку наспех окончить «Йерму» не получалось, Лорка переработал комедию классика Лопе де Веги — «Дама-дурочка». Что она собой представляла в его варианте? У Лорки накопился богатый опыт работы с театром «Ла Баррака», театром бродячих комедиантов, который предполагает ответное сотворчество со стороны публики, народа, и потому он адаптирует Лопе де Вегу, устраняя из его пьесы всё, что может «не пойти» — например, слишком «заумные» тирады. Ритм действия — вот что главное в его театре. Все его актеры отмечали, что у Лорки действие выстроено с математической точностью: каждый жест, каждый шаг по сцене «закодирован», в результате всё вместе оказывается «оркестрованным» ритмичным действом — наподобие балета. Использовал Лорка и приемы античного театра: с детства пристрастившись к театру марионеток, он ставит пьесу Лопе так, как если бы Автор привязал ниточки к своим персонажам и заставлял их двигаться на манер античных масок или механизмов. Так же действовал Лорка и на сцене уругвайского театра, и его «перелицованная» «Дама-дурочка» имела успех, сравнимый с двумя предыдущими его пьесами.

Этот очередной успех был настолько велик, что, по настоятельным просьбам публики, Федерико возобновил свою старую пьесу — эротическую кукольную комедию «Балаганчик дона Кристобаля»; он отдает ее Лоле Мембривес, и эта пьеса становится ее триумфом. Приходится признать, впрочем, что реплики, отпускаемые в ней, были слишком «солеными»: постоянно упоминаются «сиськи» и «попы», а «маленькая пи-пи» то поет, то плачет… Ну что же, заключал автор в эпилоге пьесы, всё это в устах марионетки вполне невинно! Была переработана и пьеса о Перлимплине: например, в уста своего персонажа автор вложил всякие прибаутки, высмеивающие некоторых деятелей местной прессы, — они обычно вызывали в зале взрывы громкого смеха: «Критик из “Diario” храпит немилосердно», или «Критик из “Diario Espanol”», храпит на всём представлении», или «в середине представления его трость падает на пол с громким стуком — пим, пам, пом!» — и казалось, что театр сейчас рухнет от хохота… Что ни говори, Лорка умел раззадорить публику.

К тому же за всё это он получает огромные для него суммы, которые пересылает отцу в Гренаду почтовыми переводами из Монтевидео. Наконец-то он — состоявшийся человек, известный литератор и благопристойный гражданин. И тут случился парадокс: «родная» дружеская богема заклеймила этого недавнего голоштанника, назвав «деловым человеком»…

Наконец, после многих отсрочек, Лорка принял решение возвратиться в Испанию: 27 марта 1934 года состоялся прощальный вечер, с обильными возлияниями, на котором его провожали «сотни друзей» — Федерико увозил с собой илистый запах вод Рио-де-ла-Плата, напоминавший запах андалузского «bukaro». Вот он на палубе «Biancamano» — и утром 11 апреля уже прибыл в Барселону. Вечером того же дня он сел в поезд, идущий в Мадрид, и на следующий день был дома! Невероятное приключение в Латинской Америке осталось позади.