Ромэн Яров - Творцы и памятники

У Горячкина гладкие русые волосы, короткие усы и бородка, сосредоточенный взгляд. Одет он в длиннополый, несколько мешковатый сюртук, отчего выглядит немного старомодным по сравнению со своими слушателями. И не удивительно. Среди студентов много выходцев из помещичьих семей. Помещики поумнели нынче: не в кавалерийские полки отправляют своих сыновей самые дальновидные из них, а в сельскохозяйственный институт. Научиться как следует хозяйничать на земле — единственный способ остаться владельцем старинных поместий, дворянских гнезд, вишневых садов. Иначе все уплывает в руки ловких, оборотистых дельцов. Нет крепостного права, нет дарового труда. Надеяться не на что. Хочешь сохранить лес и землю — добейся, чтобы они приносили выгоду. Но записаны в учебной ведомости, кроме сыновей дворян, и другие, более низких сословий вплоть до купцов, мещан и даже крестьян.

Молодой адъюнкт-профессор читает лекции превосходно, об этом все говорят, но сам он удовлетворения не получает, ибо знает: то, чему он учит студентов, не основывается на ясной, четкой и точной науке. До сих пор не существует науки о сельскохозяйственных машинах.

Никто не знает, как надо их проектировать.

Никто не создал теорию работы плугов, молотилок, сноповязалок и других машин.

Никто не пытается научно обосновать закономерности их работы.

Ни в России.

Ни в Германии.

Ни во Франции…

И оттого-то не удовлетворен молодой адъюнкт-профессор, что может рассказать студентам всего лишь, как устроены те или иные машины и как они работают. Пожалуй, выпускники института смогут отрегулировать машину, подкрутить гайки, даже починить, если поломка несложная.

Но в том ли цель высшего образования? Адъюнкт-профессор Горячкин должен подготовить людей к творчеству, научить их самих создавать машины и орудия. Вот в чем высшая его задача, а выполнить ее он пока не может.

Грандиозен замысел молодого ученого — попытаться привести в систему все сведения о конструкциях сельскохозяйственных машин, установить, какие силы действуют на них в процессе работы. Задача едва ли под силу одному человеку; во всяком случае, не меньше, чем целой жизни, потребует она. Ну что ж! Василий Прохорович Горячкин готов.

Но с чего начинать? Свободной земли для опытов институт не имеет, помощников нет, так как казна денег на это не выделяет, и механических мастерских, где можно изготовлять орудия разной формы и размеров, тоже нет.

И тем не менее…

Десять верст отделяют от Москвы село Петровское-Разумовское. Идет по нему улица; называется Нижняя Дорога. Здесь, поближе к институту, поселился новый его преподаватель. Забор, за ним — палисадник, и в глубине маленький одноэтажный деревянный дом с мезонином. Невысокое крылечко. На двери металлическая дощечка с гравировкой: «Василий Прохорович Горячкин, инженер-механик». Дальняя комната в домике — кабинет. Письменный стол, полки с книгами. Но почему вдруг ящики с землей? Для цветов? Никто не пашет землю в цветочных горшках.

А в ящиках она распахана. Это хозяин испытывает здесь модели плугов, которые сам же сконструировал и изготовил. Модель, конечно, не настоящий плуг, но для того, чтобы все расчеты привести к настоящему, существует математическая теория подобия.

И все же… Математика в руках того, кто ею владеет, конечно, могучее средство, но нужны реальные испытания. Нужны, нужны…

Июнь 1897 года. Раннее утро. Небо чистое, безоблачное; день обещает быть жарким. На окраине обширного поля несколько человек. Это члены экспертной комиссии. Здесь, на поле Бутырского хутора, что недалеко от сельскохозяйственного института, началась третья очередная Выставка сельскохозяйственных машин и орудий. Ее проводит Московское общество сельского хозяйства. Бутырский хутор принадлежит земледельческой школы этого Общества.

Ездит по городам и селам множество торговых агентов, наперебой предлагают они свой товар. И в рассрочку, и как образец — чуть ли не на любые условия идут фирмы, производящие сельскохозяйственное оборудование. Но разве узнаешь, как будет работать купленная машина? Если и есть в ней недостатки, разве агент скажет об этом? А на выставке по каждому виду машин экспертная комиссия образована.

Никто из членов комиссии ни у одной фирмы на жалованье не состоит. Что есть, о том в отзыве и напишут. Да еще помогут нужную машину выбрать. Сельское хозяйство — дело тонкое, даже хорошая машина не для всех условий подойдет. Можно экспертам доверять вполне. И потому такой интерес к выставке. Русские и иностранные заводы свои изделия навезли, помещики, управляющие имениями, да и мужики со всех концов России понаехали.

А у Василия Прохоровича Горячкина к выставке интерес особый. Он член комиссии по экспертизе главных сельскохозяйственных орудий — для обработки почвы. Здесь сейчас самые новые конструкции должны испытываться. Все будет измерено.

Сила тяги.

Скорость движения.

Ширина и глубина пахоты.

А что нельзя измерить — рыхление, ровность пашни, чистоту работы — это определят по опыту.

И еще очень важно установить прочность орудий и легкость ремонта, потому что в любой деревне есть из умельцев только плотник да кузнец, и то частенько мастера вовсе не первой руки.

Поле ровное, слегка наклонено на восток, лишь кое-где видны в нем небольшие ямы. Недавняя весна была сухой, и пашня суха. У края поля, на траве, стоят плуги, бороны, культиваторы, полевые катки. Возле каждого орудия — представитель завода. Горячкин идет вдоль орудий; в руках его сумка с инструментами. Гаечный ключ, металлическая линейка, треугольник, молоток. Он скинул свой сюртук, развязал галстук, засучил рукава. Он не хочет, чтоб ему показывали, он должен во всем убедиться сам. Это же огромная радость самому все проверять и испытывать, иметь дело с настоящими орудиями, на настоящем поле! Это тебе не модельки в ящике…

— Господин Шатилов! — кричит Горячкин. — Подойдите сюда!

Председатель экспертной комиссии, опытнейший человек, подходит.

— Глядите. — Горячкин показывает на плуг немецкого завода Комнин и Бартран, — Из дрянного материала сделан.

— Зато весьма дешев, — вступает в разговор представитель завода.

— Тем хуже, — коротко бросает Шатилов. — Снимем с испытаний…

Между тем первый плуг готовится к выходу на поле. Горячкин устанавливает динамометр.

— Пошел!

Лошади медленно трогаются. Горячкин идет рядом с плугом, держа в руках секундомер. Волосы его падают на лоб, по лицу текут капли пота. Он этого не замечает…

Вот и новое столетие началось. Какими поразительными успехами встречает наука наступивший век! Давно вышла она из тесных лабораторий. Всюду — от светских салонов до мужицких изб — рассуждают о неслыханных дотоле вещах.