Г. Бельская - Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых

Изгнание Наполеона из России, заграничные походы, торжественное вступление в Париж в 1814 году — все это укрепляло Александра в его религиозном настроении; царь усваивает новые взгляды на мир, на людей, на свои жизненные задачи. На первое место теперь выдвигаются не политические реформы, не преобразование хозяйственных отношений, а религиозно-нравственное усовершенствование человечества.

Однако религиозные устремления императора при всем своем отличии от его реформаторских планов имели с ними одно роковое сходство — были столь же абстрактны и оторваны от реальной жизни. Проводниками религиозных идей императора стали либо свирепые ханжи, либо лукавые, бездушные карьеристы; эти «истинные христиане» наиболее ярко проявили себя в беспощадном погроме университетов, издевательствах над наукой, преследовании серьезной профессуры…

Начало двадцатых годов для царя — время жестокого, последнего кризиса. «Как подумаю, как мало еще сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце, как десятипудовая гиря, от этого устаю», — так говорил он в 1824 году. И вместе с тем Александр отказывается от каких бы то ни было попыток преобразовать Россию, стремясь к одному — худо ли бедно поддерживать в ней относительный порядок. С обычным для себя пониманием людей он находит подходящую опору — дельного, не рассуждающего и совершенно беспощадного в своей исполнительности Аракчеева. Высокие мечты гаснут в будничной рутине, лишь страшные военные поселения становятся последним зловещим отблеском александровских реформ…

А в обществе, разочарованном в своем некогда обожаемом повелителе, возникают тем временем революционные организации, которые преследуют, по сути, цели Александра в начале пути. Его должны были посещать мрачные воспоминания, ведь некогда и он, стремясь облагодетельствовать Россию, принял участие в убийстве отца… И вот пришло время подводить итоги.

Осенью 1825 года Александр с супругой Елизаветой Алексеевной выехал из Петербурга в Таганрог — императрица была больна, и доктора сочли климат Приазовья наиболее подходящим для ее исцеления. Перед выездом царь посетил Невскую лавру, где отслужил молебен и имел беседу со схимником, отцом Алексеем, известным своей подвижнической жизнью. В Таганрог Александр прибыл с невеселыми мыслями. Через несколько дней после приезда, найдя за обедом в сухаре камешек, он повелел расследовать это пустяшное обстоятельство, очевидно, допуская возможность покушения на свою жизнь… Проведя несколько недель в Таганроге, обжившись на новом месте, царь в конце октября поехал в Крым. Он вернулся 5 ноября больным, причем симптомы болезни — сильное расстройство желудка, лихорадка — впоследствии породили слух о том, что подозрения царя оказались справедливыми: он-де был отравлен… Болезнь продолжалась две недели, усиливаясь с каждым днем, и 19 ноября в Петербург полетело известие о кончине государя императора.

Завершая это предельно краткое жизнеописание, отметим утонченность натуры Александра, искренность и напряженность духовных поисков, которые в конце концов привели к жестокому кризису, ощущавшемуся не только родственниками и приближенными, но и теми, кто был отдален от царя. Отметим также, что смерть царя была совершенно неожиданной и свидетелем ее стал очень узкий круг приближенных. Все это, вместе взятое, и сделало возможным возникновение удивительной, фантастической легенды об «уходе» императора и житии его в Сибири под именем старца Федора Козьмича.

Вскоре после смерти императора по Руси пошло великое множество слухов; некий дворовый человек Федор Федоров заполнил ими целую тетрадь с характерным заглавием: «Московские новости или новые правдивые и ложные слухи, которые после виднее означутся, которые правдивые, а которые лживые, а теперь утверждать ни одних не могу, но решился на досуге описывать для дальнего времени незабвенного, именно, 1825 года, с декабря 25 дня». Государь не умер, в гробу, привезенном в Петербург, не его тело, он «скрывается» — вот при всем разнообразии сопутствующих деталей основной сюжет большинства этих записей (всего их в тетради — пятьдесят одна). Затем постепенно слухи утихли, чтобы с новой силой заявить о себе в шестидесятых — семидесятых, в последние годы жизни Федора Козьмича и после его смерти. «Скрывшийся» царь был обнаружен…

В конце XIX — начале XX века в печати появился целый ряд любопытных публикаций, связанных с кончиной императора и житием старца. Большой интерес, в частности, представляли приложения к фундаментальному труду Н.К. Шильдера «Император Александр I, его жизнь и царствование», опубликованному в 1904 году. И, кстати, сам Шильдер, очень серьезный и компетентный историк, допускал возможность «ухода» Александра Павловича. Затем стали появляться работы, специально посвященные легенде. Одни авторы приходили к выводу о несомненном тождестве Александра с сибирским старцем, другие не менее решительно отвергали такую возможность. «Царственный мистик» В.В. Барятинского, — очевидно, самая яркая книга в пользу легенды. Противоположную точку зрения защищал великий князь Николай Михайлович — «Легенда о кончине императора Александра I»; после революции с развернутой аргументацией, направленной против сторонников легенды, выступил К.В. Кудряшов в работе «Александр I и тайна Федора Козьмича».

Вот узловые пункты этой многолетней дискуссии. Прежде всего вставал вопрос: зачем вообще Александру нужно было инсценировать свою смерть? Те, кто считал легенду истиной, писали о духовном кризисе Александра, о его стремлении искупить свои грехи отказом от власти. Барятинский на первых же страницах своей книги давал целую сводку отрывков из воспоминаний близких к Александру людей, из которой следовало, что мысль об «отставке» постоянно занимала Александра в последние годы: «Я устал и не в силах сносить тягость правительства».

Из лагеря противников следует возражение, что подобное желание Александр выражал не только в последние годы, но и на протяжении чуть ли не всего своего царствования, благополучнейшим образом оставаясь при этом на престоле.

Первостепенное значение в этом споре имел анализ обстоятельств смерти Александра. Здесь позиция сторонников легенды была, пожалуй, наиболее уязвима. Дело в том, что существует целый ряд документов — дневник и письма Елизаветы Алексеевны, записки и письма Волконского, записи Я.В. Виллие, лечившего Александра, воспоминания другого врача, бывшего при царе, Д.К. Тарасова, — по которым весь ход болезни императора прослеживается в мельчайших деталях. Если эти документы подлинны, тогда ни о какой достоверности легенды не может идти и речи. Развивать рассуждения на тему «Александр — Федор Козьмич» можно было, только преодолев это препятствие, что не без лихости и попытался сделать Барятинский.